– Еще раз вякнешь – сдохнешь!

И я решила брать пример с обитателей морских глубин, которые живут под огромным давлением – и ничего, не вякают.

– Нет, ты видал?! – в голосе водителя прозвучало возмущение.

– Что еще?! – мучитель обнимал меня, как Кощей Бессмертный свой любимый сундук с золотом, и, похоже, обзор у него в этой позиции был немногим лучше моего.

– Он мне «фак» показал!

Я услышала узнаваемое жужжание и поняла, что разобиженный водила опустил стекло в окошке.

– Не связывайся! – рявкнул придавивший меня.

Шум автомобильного мотора стал вдвое громче, а потом послышался залихватский выкрик:

– Получи, фашист, гранату!

– Твою мать!!! – взвыл наш водила.

А мой мучитель подпрыгнул, едва не сломав мне поясницу, и тоже матерно зарычал, а потом салон затянуло каким-то гнусным дымом. Дышать стало совершенно нечем, и мой внутренний голос пискнул:

– Ну, все!

И я горько заплакала, но не от огорчения, а потому что дым и вонь выедали глаза и выворачивали наизнанку душу. Машина вильнула в сторону и встала. Я попыталась открыть глаза, ничего не увидела, снова зажмурилась и слепо замолотила кулаками. Рядом суетливо ворочались, рыдали и кашляли гадские типы. Я поняла, что еще чуть-чуть – и я отойду в мир иной в гнусной компании пары ублюдков, с которыми даже не знакома!

Я свернулась в клубочек и боднула дверь. А она неожиданно подалась, и я вывалилась из машины кому-то на руки. Сквозь быстро твердеющую вату в ушах услышала: «Спокойно, милая, все хорошо!» Страстно захотела обругать придурка, который не видит, как мне плохо, но не смогла: отключилась!

«Знаешь, что меня удивляет больше всего?» – через некоторое время спросил мой внутренний голос.

Он тянулся нудно, с фоновыми шумами, словно некачественная аудиозапись в замедленном воспроизведении. Я еще только приходила в себя, и действительность, данная мне в ощущениях, была скудной. Мне казалось, будто я плыву, покачиваясь, в радужном мыльном пузыре, который может лопнуть от малейшего прикосновения. Но при этом, подобно Диогену в его крепкой винной бочке, я пыталась решать стратегические вопросы!

Ответ на ключевой вопрос «Кто я?» у меня уже был (дура, конечно, кто же еще! Была бы умная, не влипла бы в историю!). Оставалось понять «Где я?», «Что делать?», «Кто виноват?» и «Быть иль не быть?». На задачку о смысле жизни я не покушалась, было достаточно подальше уйти от темы бессмысленной смерти. То, что легкие больше не раздирает мерзкий газ, а спину не попирает пята оккупанта, внушало определенный оптимизм.

«Больше всего меня удивляет то, как много людей в Берлине говорят по-русски!» – не дождавшись ответа, сказал внутренний голос.

Это было очень интересное замечание. Я задумалась. В самом деле, с русскоязычными персонажами в этой истории наблюдался очевидный перебор! Я, Ирка, Вадик – это само собой, переводчики Ксюша и Паша тоже появились на сцене вполне закономерно, но затем как-то сами собой к сюжету припутались еще и Костя Розенкранц, и Петер Вайсман, и Ангела Блюм…

«И тот гад, который уволок тебя из парка, и его приятель-водила – два в одном автомобиле! – продолжил список внутренний голос. – Они ведь тоже говорили по-русски! А еще, вспомни, перед тем, как машина твоих похитителей превратилась в газовую камеру, кто-то задорно крикнул на нашем общем родном языке: «Получи, фашист, гранату!» Реплика, между прочим, с головой выдает соотечественника, воспитанного на патриотических боевиках… Не заграничный вояж, а какой-то выездной семинар любителей российской словесности!»

Я попыталась понять, к чему бы это все, но не смогла сгрести в кучку разжижившиеся в ходе принудительной газификации мозги, огорчилась своим умственным бессилием и застонала.

– Она приходит в себя, – заметил мужчина, которого я не видела, так как еще не пыталась поднять веки (ибо заранее чувствовала, что процесс этот дастся мне не легче, чем Вию).

На случай, если мой приход в сознание кому-нибудь сильно нежелателен, я замолчала и замерла.

– Выходишь? – спросил тот же голос.

Мой мыльный пузырь накренился, остановился и закачался, уравновешиваясь. Справа потянуло ветром, хлопнула дверца, одновременно с которой закрылся и вопрос «Где я?» – очевидно, что в автомобиле.

Машина мягко тронулась. Я сделала над собой усилие, разлепила ресницы, терпеливо подождала, пока зыбкая муть перед глазами оформится в цветную картинку, и увидела перед собой спинку кресла с подголовником, увенчанным оранжевой метелкой чьей-то безобразно заросшей макушки. В зеркальце заднего вида отразились блестящие смородиновые глаза. Один из них весело мне подмигнул.

– Итак, ты едешь в машине с персональным водителем, – уже в нормальном темпе резюмировал мой внутренний голос. – С вами был кто-то третий, но он только что вышел, оставив тебя тет-а-тет с этим рыжим клоуном.

– Доброе утро, спящая красавица! – бойко приветствовал меня упомянутый персонаж. – Куда едем-то, а?

– Вам виднее, – настороженно ответила я.

– Ну, привет! – рыжий шлепнул по рулю ладонями. – Юмористка! Я везу, куда клиент скажет!

– А он не сказал?

– Кто – он? – тоже задумался рыжий.

– Ну, ваш клиент!

– Так мой клиент – это ты! – снова обрадовался он. – Разве не помнишь, как машину остановила? Стояла на обочине, качаясь, как тонкая рябина, я тебя и подобрал. Вообще-то у нас в Берлине не принято останавливать такси на улице, но я сразу понял, что ты из России. Только русская баба может напиться до потери сознания в восьмом часу вечера.

– Я не напилась! – возмутилась я.

– А что сделала? Накурилась? – заржал рыжий.

– Надышалась, – мрачно буркнула я. – Короче, без шуток, куда вы меня везете?

– Если без шуток, то в отель «Берлин», – ответил рыжий и снова подмигнул. – Ты, перед тем как отрубилась, велела доставить тебя к парадному входу гостиницы и проследить, чтобы ты вошла в холл. И даже деньги вперед заплатила! Хоть это ты помнишь?

Он глянул в зеркальце, прочел ответ по моему лицу и скроил расстроенную мину:

– Не помнишь! Значит, я запросто мог взять с тебя двойную плату. Эх, вечно я страдаю из-за своей честности!

Я промолчала. Было совершенно ясно, что рыжий жулик врет, и врет нагло, нисколько не боясь, что я уличу его во лжи. А почему он этого не боится? Видимо, ему безразлично, верю я ему или нет. То есть абсолютно неважно мое мнение.

«И это очень плохой знак, – зловеще молвил мой внутренний голос. – Абсолютно не считаются только с теми, кто уже приговорен и поставлен к стенке! Это у них нет ни последнего слова, ни возможности как-то влиять на ситуацию.»

– Остановите машину! – попросила я.

И убедилась, что мой внутренний аналитик не ошибся – влиять на ситуацию я действительно не могу! Рыжий только ухмыльнулся и покачал головой: