Спал он неспокойно, и снились ему разноглазый пес Херес, дед Яша и его племянник, который молча смотрел на что-то мимо них, а потом неторопливо ушел вдаль, и теперь уже он, Добродеев, смотрел ему вслед. Потом последовал хоровод из новогодних корпоративных фоток, народ подмигивал, проплывая в танце, а за елкой прятался Монах в костюме Деда Мороза с биноклем. Добродеев встретился взглядом с его громадным голубым глазом в наехавшем объективе бинокля и невольно отшатнулся…

В четыре ему в уши рявкнула оглушительная мелодия «джингл беллз», и он испуганно дернулся. Звонил Монах, и был он свеж и бодр.

— Ад рем! — прокричал Монах. — Подъем, Лео, нас ждут великие дела!

«Откуда он знает, что я спал?» — пронеслось в голове у Добродеева.

…Они сбежались на центральной площади у театра. Вечерело. Голова у Добродеева гудела после дневного сна, его слегка пошатывало, и он все время зевал. Монах, наоборот, был деловит и румян после отдыха; его волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке, а борода расчесана.

— Мельник сказал, что занят, — запоздало сообщил Добродеев. — Сказал, перезвонит сам.

— Хорошо, Леша. Я тут подумал… вряд ли Зоя Кулик еще стриптизит — возраст, семья, то, се. Ты бывал в «Сове» ночью?

— Кто такая Зоя Кулик? — удивился Добродеев.

— С Зоей Кулик Визард изменил Татке, забыл?

— Забыл. Значит, все-таки решил поговорить, — хмыкнул Добродеев. — Приходилось бывать. Еще рано, Христофорыч, программа у них с одиннадцати. Но можно поужинать, у них неплохая кухня. Зачем она тебе?

— Пока не знаю. Хочу посмотреть на нее. Поговорить.

— Зачем?

— Она свидетельница убийства. Я уверен, ее допрашивали и она давала показания. Нет у меня четкой картинки, Лео. Хоть ты тресни.

— По-моему, все ясно. Татка была пьяна, ну и…

— А как она попала в комнату Визарда?

— У нее был ключ, она же говорила.

— Она не сказала, что отперла дверь ключом. Она сказала, что просто вошла. Из чего можно предположить, что дверь была не заперта. Вообрази, что ты привел домой женщину… Вообразил?

Добродеев приподнял бровь и промолчал.

— Первое, что ты сделаешь, — запрешь дверь.

— Ты забываешь, что это была коммуналка, там дверей не запирают. Это во-первых, а во-вторых, может, они забыли про дверь в порыве страсти.

— Не спорю. Может, и не запирают, может, и забыли. Но я бы проверил, раз уж мы взялись за это дело.

— Мы взялись не за это дело, — сказал Добродеев. — Мы взялись за другое дело, если помнишь. Каким боком эти дела связаны? Мама Татки пропала двадцать лет назад, а Визарда она убила семь лет назад. Ты хочешь сказать, что шок, пережитый в детстве, повлиял на ее дальнейшую жизнь и она стала убийцей?

— Пока не знаю. Успокойся, Лео, даже если мы убедимся, что она убийца, это ничего не меняет, она свое отсидела. И, насколько мне известно, собирается сидеть дальше, потому что социально опасна.

— С чего ты взял, что она собирается сидеть дальше?

— Во-первых, она под домашним арестом, ее кормят таблетками и она абсолютно изолирована от внешнего мира. Во-вторых, сестра Вера и ее мать ее ненавидели, и я их понимаю — ревность, как говорит Саломея Филипповна, страшная сила. В-третьих, друг семьи дядя Витя изнасиловал ее, а она даже не пикнула, понимая, что ждать защиты неоткуда. И главное, не удивлюсь, если Вера — ее опекунша и распоряжается общими деньгами по собственному усмотрению. Кроме того, она очень плохо одета — не похоже, что сестра радовалась ее возвращению и прикупила красивые вещи. У нее также нет карманных денег и мобильного телефона. Да и с возвращением тоже неясность — ее выпустили официально или случайно.

— Ни деньги, ни телефон ей не нужны, если она под домашним арестом. Я уверен, соберется врачебный консилиум, и Вера решит, что делать с ней дальше.

— Леша, ты же гуманист, а говоришь о живом человеке как о вещи, — попенял Монах. — Права у нее есть хоть какие-то или нет? Или бесправие и беззащитность? И вечный арест, хорошо, если домашний. И один-единственный друг — неадекват Эрик. Ты же понимаешь, что рано или поздно ее поймают на горячем, в смысле, когда она ночью удирает через окно, и это будет весомым аргументом, чтобы запереть ее навсегда.

— Возможно, нам удастся найти ее мать, — сказал Добродеев.

— А если нет?

Они помолчали.

— Ты думаешь, Зоя Кулик тебе что-нибудь скажет? Если она не сказала тогда… сам понимаешь. Да и что нового она может сказать?

— Может, ничего. Повторяю, Леша: она свидетель. Попытаемся ее разговорить. Кроме того, интересно посмотреть на стриптизершу, из-за которой убили человека.

— То есть ты сомневаешься в том, что Татка убила человека?

— Да нет, не то чтобы сомневаюсь… тем более следствие вел наш бравый майор Мельник, а ему я верю. Скажем, я допускаю, что были какие-то смягчающие обстоятельства…

— Ты думаешь, ее спровоцировали? Как?

— Визард мог обругать ее или ударить, она была в ярости… как-то так. Даже под гипнозом она вспоминает нечетко.

— Ну и что? Ведь убила же!

— А то! Если это так, то она жертва обстоятельств. Ты знаешь, сколько на свете невольных убийц? Я к тому, что она заплатила, понимаешь? И теперь надо вытащить ее на свободу. Согласен?

Добродеев только вздохнул…

…Они неторопливо поужинали в «Сове», заняв столик у подиума, намереваясь сидеть до упора, как выразился Добродеев, ожидая выхода звезд стриптиза. Однако, пообщавшись с любезным официантом, Монах выяснил, что Зоя Кулик уже не выступает, а работает режиссером и менеджером, отвечает за ночную программу и вообще, второй человек в «Сове» после владельца и супруга Донникова Станислава Игоревича, и теперь она не Кулик, а Донникова Зоя Ильинична.

Монах и Добродеев переглянулись.

— Она здесь? — спросил Монах словоохотливого паренька.

— Зоя Ильинична у себя.

— Это Лео Глюк из «Вечерней лошади». — Монах кивнул на Добродеева. — Собирается дать материал о «Сове». Как ее найти?

— Вон в ту дверь, вторая дверь по коридору налево, — сказал официант и убежал.

— Услужливый паренек, — заметил Добродеев. — Ты хорошо подумал, Христофорыч? Солидная дама, режиссер и менеджер, второе лицо в заведении… вряд ли она захочет вспоминать о бурном прошлом.

Монах пожал плечами. Поднял рюмку с коньяком:

— За успех, Лео! Не боись, пробьемся. Кстати, ты не замечал, что люди с прошлым гораздо интереснее людей без прошлого? И все бывшие двоечники и хулиганы преуспели в жизни? А отличники — наоборот. Ты, например, как учился?

— Закончил школу с золотой медалью.

— Значит, ты исключение, — произнес Монах после паузы. — За успех!