– Не это? – изумился Иван. – А что же?

– Самым страшным было то, что Антон вдруг потерял ко мне всякий интерес. Он разлюбил меня! Вернее, он никогда меня и не любил, но теперь стал совсем холоден. Как будто ему было противно иметь дело со мной. Господи, это было так больно, так несправедливо! Я думала, что сойду с ума. Знаешь, Вано, голод можно пережить. Отсутствие нормальных условий для существования – тоже. Даже страх – и тот можно перетерпеть. Но потерять любимого человека – хуже этого нет ничего. Я бегала за Трефиловым как собачка. Приходила в больницу, торчала под дверями его кабинета. Звонила на мобильный, а он сбрасывал звонки…

Время неслось мимо меня, я не замечала его в череде тусклых, серых дней, наполненных ненавистной работой и одиночеством.

Прошел год, за ним другой… Неправда, что время лечит! Может, и лечит, но не всех и не всегда. Мне становилось только хуже, моя сумасшедшая привязанность к Трефилову никуда не исчезала. И вдруг… вдруг он сам позвонил мне! Сказал, что соскучился и хочет меня видеть. Я была вне себя от счастья. Я помчалась к нему по первому зову. Он был нежен и внимателен, как в то далекое чудное время, когда мы только познакомились. Ухаживал за мной, повез в ресторан, оттуда в отель. Так продолжалось неделю или чуть больше. Я готова была поверить в чудо, но… чудес на свете не бывает. – Катя вздохнула и обреченно покачала головой. – Вскоре я поняла, зачем понадобилась Трефилову. Он рассказал мне про тебя.

– Про меня? – угрюмо переспросил Иван. Ему было так тошно, что хотелось завыть в голос.

– Да. Он сказал, что пришло время повторить историю с призраком. Снова обещал денег. Я… я хотела уйти, но он схватил меня и стал говорить, что понял, что я его единственная любовь. Что, если у нас будут деньги, он сможет уйти от жены.

– И ты поверила? – Иван пренебрежительно усмехнулся.

– Не то чтобы поверила. Я, конечно, понимала, что он врет. Что обманет меня, как только получит желаемое. Но… как тебе объяснить… когда почти три года мечтаешь об одном и том же, живешь призрачной надеждой, что этот человек будет моим, только моим и ничьим больше – и вдруг это начинает осуществляться! Я не могла противиться искушению. К тому времени смерть Орлова немного стерлась из моей памяти, страх притупился. Мне казалось, что нам ничего не грозит, риск минимальный. Тогда, два года назад, никого не удивило, что какой-то пьяница вышел ночью бродить во двор. За это время в отделении сменилось много медсестер и врачей, об Орлове давно никто не вспоминал. И я решилась. Мне пришло в голову назваться маминым именем – тогда, в первый раз, я выдумала какие-то первые попавшиеся имя и фамилию. Возможно… может быть, мне в глубине души хотелось, чтобы она хоть на время ожила… – Катя сделала небольшую паузу.

Иван смотрел на нее молча, в груди росла острая боль. Такая молодая, такая неимоверно красивая, желанная до дрожи – убийца. Преступница. Он чувствовал, что задыхается, лучше убить ее, задушить прямо здесь, сейчас, сжать эту тонкую белую шейку, на которой бьется синяя жилка.

– Я подсела к тебе на скамейку. Ты… ты показался мне совсем не таким, как Орлов. Тот был вконец опустившийся тип, хоть и клюнул на меня. А ты… ты был ласков, галантен, острил. Повел меня в кафе. У тебя были такие глаза… в них читалась беспомощность и тоска и какая-то робкая надежда. Я провела с тобой день, другой, и мне стало очевидным, что я не смогу тебя убить. Даже для того, чтобы быть с Антоном. Так я ему и сказала. – Катя вдруг улыбнулась, мимолетной и светлой улыбкой. И тут же лицо ее снова сделалось мрачным и страдальческим. – Что тут началось! Он дико разозлился. Наорал на меня. Пригрозил, что тут же бросит, теперь уже навсегда. Но меня это почему-то не испугало – первый раз в жизни. Я твердо стояла на своем. Тогда он пошел другим путем. Сказал, что напишет заявление в полицию, в котором подробно расскажет, отчего умер Орлов. Представит все так, будто его убийство организовала я одна, а он был лишь свидетелем. В доказательство продемонстрировал мне фотографии и видеозаписи меня с Орловым в больничном дворике – он все сохранил, ничего не уничтожил!

– «Я расскажу, как ты, красивая и хитрая стерва, придумала этот план и хладнокровно осуществила его. А я молчал, потому что любил тебя и не хотел потерять. Но теперь меня замучила совесть и я больше не могу молчать! Сын Орлова недавно уехал за границу с семьей, я узнавал. Никто тебя не спасет и не оправдает», – вот что он сказал мне.

– Подонок, – сдавленно произнес Иван. – А я еще мечтал, чтобы Борька был таким, как он…

– Борьке твоему до него далеко, – философски заметила Катя и продолжала: – Я струхнула тогда. Наверное, зря. Ничего бы он не смог сделать. Но… это я теперь понимаю, когда рядом твое плечо, когда вы с Семеном запросто вернули мою квартиру. А тогда я чувствовала себя настолько бесправной, беспомощной и уязвимой, что… короче, я испугалась. Решила как-то обмануть Трефилова. Тянуть время, а там будет видно. Наши отношения с тобой развивались по плану: встречи, мое исчезновение, известие о том, что я давно умерла, наконец мое появление ночью на лавочке. Все складывалось на редкость удачно, даже медсестра в ту ночь как по заказу задремала на посту, и тебе ничто не помешало выйти на улицу. Все складывалось удачно… До той минуты, когда я увидела, что ты промерз до костей, у тебя жар и ты теряешь сознание. Я встала со скамейки и позвала санитара. Сказала ему, что какой-то алкаш на лавочке лежит. Он тебя унес…

Антон назавтра чуть не убил меня. Сказал, что все равно ты умрешь. Что деньги наполовину заплачены и отступать назад нельзя. Велел мне дождаться нового полнолуния и опять прийти на лавочку. Я отказывалась. Он угрожал. Я сидела в квартире и тряслась от страха. Деньги – последние мои деньги – он отобрал, сказал, что вернет, только если я выполню задание. Есть было нечего, кредиторы звонили ежедневно. Требовали арендной платы… и тут звонок в дверь. Смотрю в глазок – а там ты! Я чуть не умерла с испугу. Думала, ну все, ты меня раскусил. Пришлось придумать этот цирк с ларингитом и кашлем – я боялась, что ты узнаешь меня по голосу. Это сработало: ты ничего не заподозрил и начал твердить про призрак, про то, что мама тебя ко мне прислала. Короче, настоящий бред сумасшедшего. Ну а дальше… ты сам все знаешь…

Катя низко опустила голову и замолчала. Иван смотрел на нее, такую маленькую, беспомощную, с затравленным потухшим взглядом, и гнев его улетучивался, уступая место болезненной жалости. 19 лет, на свете никого, жить негде, долги. Да еще эта дурацкая, разрушительная любовь к Трефилову… Как он может судить ее, когда сам не так давно отправился на кладбище рыть чужую могилу, мечтая воссоединиться с любимой…

Она точно услышала его мысли. Сказала дрожащим голосом:

– Пойми, у меня не было выхода. Только с обрыва в реку…

– Это он тебе звонил все время? – спросил Иван. – Не Ахметьева?

Катя кивнула.

– Он. Требовал, чтобы я оделась Лидией и выманила тебя ночью на мороз. Говорил, что ты сразу умрешь, от разрыва сердца. Что таблетки, которые прописаны тебе от желудка, имеют побочным эффектом повышенную возбудимость, осталось только как следует взбудоражить тебя. Я, разумеется, противилась как могла. А потом… потом наступил тот ужасный день.