Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я был прав. Ты умеешь танцевать.
Закружив Эванджелину, он оттолкнул ее от себя, а потом снова притянул в объятия. Ее глаза засияли, а с приоткрытых губ слетел едва слышный смех. Эванджелина выглядела юной и беззаботной, ее светлая кожа порозовела от удовольствия.
— Эванджелина, — Лахлан остановился, споткнувшись о ее ногу, — вести должен мужчина, а не женщина.
— Я думала, ты ведешь.
Она посмотрела вниз на их ноги.
— Да, я тоже так думал, — проворчал он, не сомневаясь, что то же самое ждет его в дальнейшем.
Мелодия внезапно оборвалась, и Лахлан повернулся вполоборота и с недовольным видом посмотрел на музыкантов, а потом проследил за их взглядами. Танцующие расступились, и в зале воцарилась напряженная тишина.
Лорд Бэна, сжимая меч, направлялся к Лахлану.
Лахлан отодвинулся от Эванджелины. Она крепче ухватилась за его руку, а он, ободряюще стиснув ей пальцы, жестом остановил четырех стражников, которые были готовы накинуться на Бэну.
— Что это означает?
— Я вызываю тебя сразиться за трон! — хрипло выкрикнул Бэна, и у него на щеке задергалась жилка.
Глухое рычание было единственным предупреждением, которое успел сделать Лахлан до того, как Эванджелина бросилась на Бэну. Но Лахлану удалось схватить ее за локоть и толкнуть себе за спину. Бэна настороженно отступил на шаг назад, по его лицу скатилась капля пота.
— Что ты делаешь, брат?
Эруин, очевидно, не подозревавший о намерениях брата, с удивлением смотрел на него, но Бэна не обращал на него внимания.
— И какова причина твоего вызова?
— Это потому, что он…
— Эванджелина, — сказал Лахлан, стремясь утихомирить ее.
Он немного успокоился, когда Бродерик тихо стал позади нее, а Фэллин и ее сестры с воинственным видом расположились по обе стороны от Эванджелины. Меньше всего ему хотелось, чтобы Эванджелина использовала против Бэны свою магию. Это принесло бы ее репутации больше вреда, чем пользы, несмотря на явную провокацию Бэны.
— Ты полукровка. Ты не обладаешь магией. Допустив похищение Иския, ты доказал, что не заслуживаешь трона. Но что еще более недопустимо, так это то, что ты сделал ее своей королевой.
Лахлан еще мог допустить оскорбления в свой адрес, но негодяй заплатит за то, что сказал об Эванджелине.
— Я с удовольствием убью тебя, Бэна. — Угрожающая улыбка медленно искривила его губы. — Буду ждать тебя с первыми лучами света.
— Нет! — Бэна бросил в толпу испуганный взгляд. — В середине… в середине дня будь на месте.
— Что, тебе нужно хорошо выспаться? Я встречусь с тобой в полдень и советую привести в порядок все свои дела. Стража! — Он кивнул своим людям. — Уберите его отсюда.
Лахлан повернулся спиной к Бэне, демонстрируя, сколь ничтожную угрозу тот для него представляет, и сделал знак музыкантам, чтобы они продолжали играть.
— Закончим наш танец, Эви?
— Нет.
Она прикусила нижнюю губу, ее лицо побледнело, и, пока она не успела отвести взгляд, Лахлан заметил у нее в глазах предательский блеск.
Он тихо выругался, поняв, что она считает себя виноватой в вызове Бэны.
— Эви, посмотри на меня. — Но она не послушалась, и тогда он пальцами поднял ей подбородок. — К тебе это не имеет никакого отношения.
— Это правда, Эванджелина. С момента смерти Аруона они оба все время искали возможность получить трон.
Не важно, что Фэллин была такой же занозой у него в заднице, как когда-то Эванджелина, Лахлан был благодарен ей за попытку поддержать его жену.
— Моя жена, кажется, сомневается в моем умении нападать и защищаться. — Он взял руку Эванджелины в свои и большим пальцем погладил ее по косточкам. — Я думаю, что наглядная демонстрация, вероятно, будет очень кстати.
При его замечании женщины с возмущением заворчали, а Бродерик рассмеялся.
— Я собирался утром вернуться домой, но, пожалуй, останусь на случай, если понадоблюсь тебе.
— Если ты уверен, что твой брат сможет еще один день обойтись без тебя, то буду благодарен тебе, Бродерик.
После того как покончит с Бэной, Лахлан собирался разобраться с Эруином.
— У Рэнда все будет прекрасно, а мы с Фэллин еще должны закончить наши переговоры.
— Я уже сказала тебе, что я… — начала возражать Фэллин, но Бродерик не дал ей договорить и, притянув к себе, присоединился вместе с ней к тем, кто вернулся на площадку для танцев.
Пока Лахлан вел жену через смущенную толпу, благодаря всех за поддержку, но не останавливаясь, Эванджелина тихо бурчала что-то о безмозглых горцах. Если его жена готовилась вправить ему мозги, то она не постесняется высказаться при всех, но Лахлан с удивлением обнаружил, что с нетерпением ждет ее тирады. Он предпочитал, чтобы она выплеснула свои возмущение и страхи на него, а не обратила бы их на себя.
— Лахлан, это дело серьезное, — сказала она, выйдя вслед за ним из душного зала. — И я не понимаю, как ты можешь так легкомысленно относиться к нему.
— Я…
Лахлану показалось, что он заметил какое-то движение за одной из мраморных колонн вестибюля, и он осмотрел освещенное факелами помещение, а потом решил, что это просто влияние Эванджелины и ему везде мерещится опасность.
— Что там?
— Ничего.
Он повел ее наверх по мраморной лестнице, не в силах избавиться от странного ощущения.
— Если хочешь, можешь делать вид, что не замечаешь мои тревоги, но ты знаешь, что я права.
Поднявшись на второй этаж, он внимательно осмотрел пустой вестибюль внизу.
— О чем ты теперь говоришь?
— О магии, Лахлан. — Она сердито засопела. — У Бэны есть магия, а у тебя нет.
Эванджелина направилась в их покои, и он последовал за ней, глядя на ее соблазнительно округлую попку. Когда она открыла дверь в их комнаты, он подошел сзади и потерся носом об изгиб ее шеи.
— Она была бы у меня, если бы ты дала мне свою.
Лахлан нахмурился, уткнувшись носом в мягкую ароматную впадинку. Проклятие, откуда только это взялось? Ведь он дал себе обещание больше не брать у Эванджелины кровь. Эмоции, всколыхнувшиеся внутри его, были столь же мощными, сколь и опасными, но воспоминанию о пьянящем потоке ее крови, об энергии и магии, которой она одарила его, было трудно сопротивляться.
— Ты хочешь мою кровь? — сдавленным шепотом спросила Эванджелина, входя в его покои.
Господи, Лахлан хотел отказаться — и боялся последствий, если этого не сделает. Он обхватил Эванджелину руками и прижал доказательство своего мужского желания к мягкой подушке ее ягодиц. Женский аромат одурманил его, на него напал неутолимый голод, и Лахлан проглотил отрицание, которое собирался произнести.