— Так сделай это.

Бэна бросил на него недоуменный взгляд.

Морфесса не мог признаться Бэне, что боится возмездия Роуэна, если сам осуществит расправу, поэтому сказал:

— Какое бы зло она ни несла в себе, я не могу убить своего ребенка. — Его затошнило от собственной лжи. — Но ты можешь предъявить законные права на королевский трон и, если она не придет ему на помощь, свергнуть короля.

— Сегодня мы все были свидетелями ее магии. — Бэна провел по лицу обеими руками. — У меня нет шанса одержать над ней победу.

— Я дам тебе оружие, по силе равное мечу Нуады. — Губы Морфессы растянулись в самодовольной улыбке. — И я могу гарантировать, что ее силы будут не больше сил новорожденного слуги.

— На тебе лежит запрет на создание такого оружия, — нахмурил брови Бэна. — Но самый важный вопрос в том, как ты сможешь ослабить ее способности?

— Что касается меча, то иногда цель оправдывает средства. Ты можешь объяснить, что нашел его среди развалин Мизы. — Время от времени земля вокруг скал Мизы извергала то, что осталось после битвы между темными силами. — А что до ее энергии, то все очень просто. Когда ты бросишь вызов горцу, ему понадобится ее кровь, чтобы помочь в битве с тобой, а она не сможет отказать ему.

— Ты сумасшедший! Она никогда не даст ему свою кровь.

— Она уже это делала. Во время их пребывания на Крайнем Севере король был смертельно ранен и умер бы без ее крови. Удивляюсь, что ты об этом не знаешь.

— Я… В последнее время я был занят другим. — Взгляд Бэны скользнул по картинам. — Как ты можешь быть уверен, что он попросит у нее крови?

— Какой наполовину смертный смог бы устоять против возможности обладать кровью фэй, особенно кровью, содержащей такую энергию? Он воспользуется любым поводом, чтобы получить ее магию, и этим поводом станет твой вызов. Она не сможет ему отказать.

— Я рискую собственной жизнью, так что мне нужны гарантии.

— Я воспользуюсь принуждением. Испробовав ее магии, а я уверен, что он уже испробовал ее, и не имея собственной магии, он будет восприимчив к заклятиям и не сможет противиться принуждению. Я слышал, он хорошо умеет убеждать женщин, и видел, как она смотрела на него, поэтому могу сказать, что она не сможет отказать ему. Но несмотря на все меры предосторожности, если я не увижу у нее признаков слабости, мы все отменим.

— Когда мы это сделаем?

— Как можно раньше. Я слышал, сегодня вечером они празднуют заключение своего союза, тогда и брось ему вызов. Назначь встречу на середину утра следующего дня. — Морфесса встал с кресла напротив Бэны. — Теперь я тебя покину. Завтра, после того как я удостоверюсь, что у нее не осталось энергии, я оставлю оружие в кустах у стены твоего дома. Это будет знаком к тому, что начинается осуществление плана. — Морфесса направился к двери, но на прощание обернулся. — И запомни, не говори об этом никому, даже своему брату.

Бэна кивнул, продолжая смотреть на картину.

Приоткрыв дверь, Морфесса, прежде чем выйти из дома, проверил улицу, а потом перенесся в свои апартаменты — но не для того, чтобы создать оружие. Иский ни с кем не делился своим знанием, и руководство нельзя было найти ни в одном из древних текстов. Чтобы убить Эванджелину, Бэне не потребуется волшебное оружие, потому что у нее не будет ее силы. А когда она будет мертва, то и Бэна будет ему не нужен.

Ради всеобщего блага нужно приносить жертвы.

Поверх голов собравшихся гостей Лахлан увидел жену, одиноко стоявшую в дальнем углу тронного зала, и, извинившись перед лордами и леди, которые старались снискать его благосклонность, пробрался к ней.

— Почему ты не с Фэллин и ее сестрами?

Прислонившись плечом к мраморной стене, он недовольно посмотрел вниз на нее. Лахлану неприятно было видеть, что Эванджелина все время одна. Ему следовало понимать, что нового положения Эванджелины, как его королевы, совсем не достаточно, чтобы фэй изменили свое отношение к ней.

В ответ на его вопрос Эванджелина выразительно изогнула бровь.

— A-а, значит, они все еще сердиты на тебя?

Эванджелина пожала плечами, как будто это ее не волновало. Он положил руку ей на поднятое плечо, и его пальцы скользнули по тончайшему шелку ее изысканного платья.

— Эви, сегодня вечером ты невероятно красива.

Сказать, что она красива, — это все равно что ничего не сказать. Во время ужина Лахлану с трудом удавалось сосредоточиться на изысканных деликатесах. Свечи в золотых подсвечниках, выстроившиеся в линию по середине праздничного стола, окутывали Эванджелину неземным свечением, их свет отражался от ее волос, длиной до талии, и темно-красного платья с глубоким вырезом. Своей полнотой жизни, свежей красотой Эванджелина затмевала всех жеманных женщин его двора.

Розовая краска, пробежав по ее стройной шее, окрасила высокие скулы, и Эванджелина, смущенно коснувшись пальцами откровенного выреза платья, снова привлекла внимание Лахлана к пышным холмикам груди.

— Спасибо тебе. Я не знала, что надеть, — тихо сказала Эванджелина, переведя взгляд на кружившуюся рядом с ними элегантно одетую пару.

Лахлан смотрел только на Эванджелину и даже не заметил, что женщина, которая проносилась мимо него в танце со своим мужем, бросила ему откровенно соблазняющий взгляд. Очевидное старание Эванджелины приспособиться к окружающей обстановке вызвало в нем внутреннее возмущение, и Лахлан, бросив строгий взгляд туда, где на краю площадки для танцев стояла Фэллин с сестрами, разогнал их восторженных поклонников.

— Потанцуем вместе с остальными? — предложил он, взяв Эванджелину за руку.

— Мне не хочется, — она постаралась освободить пальцы, — но ты, конечно, танцуй. Несколько твоих подданных жаждут составить тебе пару, — сказала Эванджелина.

До этого момента Лахлан не отдавал себе отчета, как ему надоели их бесстыжие приглашения, но теперь у него по крайней мере было законное основание отказать им.

— Нет, я предпочитаю танцевать со своей женой.

Эванджелина покачала головой:

— Я не умею танцевать.

— Я тебе не верю. Фэй любят танцевать.

Он обругал себя последними словами, когда Эванджелина снова замкнулась. Зная, как фэй относятся к Эванджелине, Лахлан сомневался, что ее когда-нибудь приглашали принять участие в их празднике, и ему следовало не раскрывать своего рта.

— И это не важно, я научу тебя.

— Но я…

Лахлан притянул ее в объятия, и возражение замерло у Эванджелины на губах. Напряжение покинуло ее гибкое тело, и он с удовольствием почувствовал прижавшиеся к нему теплые женские формы. С врожденной грацией и изяществом Эванджелина без труда попадала в ритм, и, когда они сделали второй круг, Лахлан заметил: