— Кажется, это становится моей навязчивой идеей, — призналась я. — Хотя мне сегодня дали немного настоящей еды на завтрак — если считать желе.

— Желе? — недоуменно переспросила Нигли. — Это как — на тостах?

Тут я вспомнила, что в Америке словом «желе» обозначается джем.

— А, я имела в виду «Джелл-О»[2].

По осторожному взгляду Нигли я поняла: она догадывается, что во сне я видела не котят и капли дождя на розах, или о чем там пела Джули Эндрюс в старом фильме; но по некоему молчаливому соглашению она не стала заводить об этом разговор. А я тем более.

Вместо этого Фрэнсис печально улыбнулась.

— Что ж… будет глупо, если я спрошу, как у тебя дела?

— Лучше, чем вчера. Но не так хорошо, как на прошлой неделе, — ответила я, преуменьшая серьезность моего положения. — По крайней мере, вчера сняли грудной дренаж, значит, мое легкое идет на поправку. Похоже, я выживу, если, конечно, не сдохну от скуки.

Улыбка Нигли сменилась серьезностью.

— Тебе повезло, — сказала она, и ее лицо помрачнело. — Жаль, что так случилось с Джейксом. Он был хороший парень. Дружелюбный, но не делал никаких намеков, понимаешь?

Я промолчала, в основном потому, что не знала ответа. Я не успела даже толком поговорить с Джейксом. Не имела понятия, женат он или холост, даже не могла вспомнить, было ли у него кольцо на пальце. Вспомнила только, как последний раз видела его живым — он читал Элле эту глупую сказку, — и, прежде чем я это осознала, на глаза из ниоткуда навернулись слезы, защипали под веками и потекли по щекам.

— Ой, Чарли, прости, пожалуйста, — еще больше расстроилась Нигли. — Я не хотела…

— Не обращай внимания, — нетвердо произнесла я. — Мне кажется, когда хирурги копались у меня внутри, они неправильно соединили пару проводочков, поэтому теперь я чуть что заливаюсь слезами.

Нигли протянула мне пару бумажных салфеток из коробки, стоявшей у кровати. Медсестры, надо отметить, были хорошо готовы к излияниям своих пациентов — эмоциональным и не только.

Я вытерла слезы, и через пару минут ко мне вернулось равновесие. Впрочем, улыбка, которую я попыталась изобразить, скорее встревожила, чем успокоила Нигли. Она ерзала на краю кресла, точно ожидала, что ей вот-вот придется сорваться и куда-то бежать.

— Полагаю, — начала я, стараясь говорить четко и деловито, — со смертью Симоны твое расследование окончено.

— Не совсем. — Фрэнсис призадумалась, как будто не была уверена, что именно мне можно рассказать, а что нет. Смахнув воображаемую ворсинку со своих черных брюк, она добавила: — Мистер Майер попросил меня продолжить это дело. Есть много деталей, которые его беспокоят, — и не в последнюю очередь тот факт, что тебя подстрелили. Кроме того, если Лукас каким-то образом в этом замешан, он может быть также связан и с аварией, в которую попал мой напарник. — Нигли подняла глаза, ее рот превратился в тонкую линию. — Я хочу ответов, как и твой начальник. Он решительный парень. — В ее голосе прозвучало уважение.

— Да, это точно.

Я на секунду закрыла глаза. Слова Нигли вызвали во мне одновременно удивление и благодарность. После того как полицейские задали свои вопросы и удалились, я думала, Шон скажет, что пора забыть об этом деле. Симона мертва. На пистолете, из которого меня подстрелили, нашли ее отпечатки. Тест доказал, что Лукас — дедушка Эллы, и он заявил свои права на ребенка. Моя работа завершена.

Плохо, позорно, бесповоротно — завершена.

Или — как выяснилось только что — не совсем.

Открыв глаза, я столкнулась с изучающим взглядом Нигли. По-моему, она сделала собственные выводы о наших с Шоном отношениях. Подумав, стоит ли мне беспокоиться на сей счет, я решила, что сейчас у меня и без того достаточно поводов для волнения.

— Так что, у тебя есть какие-нибудь новости?

— Я попыталась собрать информацию о том парне из океанариума. — Фрэнсис наклонилась, переставила с пола на колени большую кожаную сумку и вытащила из нее тонкую серую папку. Открыла ее, не спеша, однако, сверяться с записями. — Исходя из твоего описания и некоторых других данных, вырисовывается пара подходящих кандидатов. Парень, о котором ты рассказывала, не похож на любителя.

— Он и не был любителем, — подтвердила я.

Нигли что-то уловила в моем голосе, подняла голову и нахмурилась.

— Что ж, у меня есть несколько фотографий, ты как, в состоянии на них взглянуть? — спросила она, вытаскивая несколько глянцевых отпечатков из папки.

Я протянула левую руку, чтобы посмотреть фото. Катетер закрутился в простынях, и мне пришлось сначала себя распутать. Было неудобно выпрямлять его одной рукой, но правая была способна пока только свисать с кровати. Попытки выжать из нее что-то большее вызывали сильную боль и отбивали всякое желание экспериментировать дальше. Да еще и пугали к тому же.

Нигли наблюдала за мной в замешательстве: то ли игнорировать мое сражение с катетером, то ли предложить помощь, рискуя меня обидеть. В результате она притворилась, что страшно занята фотографиями, и принялась раскладывать их в каком-то ей одной известном порядке. Я была рада, что она избрала такую тактику.

Наконец фотографии оказались у меня в руках, и я стала их изучать. Некоторые представляли собой официальные снимки из полицейской картотеки, другие же были более непринужденные, снятые в спешке объективом дальнего действия на высокочувствительную пленку, судя по зернистости. Я воздержалась от вопроса, где Нигли их достала.

Один из последних снимков запечатлел двоих мужчин, занятых разговором. Они стояли на улице, а фотограф явно находился где-то повыше. Один мужчина стоял спиной к камере, на голове у него была шляпа. Второго щелчок фотоаппарата застал на середине предложения, а может быть, он просто смеялся: рот приоткрыт, лицо насмешливое, руки разведены, похоже, пожимает плечами. Трудно кого-то идентифицировать по такой фотографии. Прическа похожа, но парень из океанариума был выше меня, и в таком ракурсе я его не видела. Я снова пригляделась к человеку на снимке, и что-то в его беспардонной самоуверенности показалось мне знакомым. И еще пальто. Его пальто очень смахивало на то твидовое, в котором парень из океанариума подходил к нам в Бостон-Коммон. Я задумалась на пару секунд, затем отложила снимок в сторону. Оставшиеся фотографии не вызывали ни малейших ассоциаций, так что я снова вернулась к выбранной.

— Вот это, возможно, он, — сказала я. — Слово «возможно» в данном случае ключевое.

Фрэнсис вздохнула.

— Терпеть не могла полагаться на свидетелей, когда работала в полиции, — скривилась она. — Всегда предпочитала хорошие, проверенные улики.

— Ну извини. Кто этот парень, кстати?