Харлоу откидывается назад, упираясь ладонями в мои бедра, и это легчайшее движение, крошечное изменение угла открывает ее, позволяя головке моего члена проскользнуть внутрь.

– О черт… – произношу я, крепче сжимая ее, чтобы она не шевелилась. Я весь в огне, весь сплошное желание и голод и знаю, что надо бы остановиться, но все мое естество протестует против этого.

Харлоу стонет и опускается чуть ниже:

– Ты хочешь, чтобы я остановилась?

Я киваю головой, но при этом произношу «нет». На самом деле я мог бы сейчас сказать очень много, но не уверен, что Харлоу обратила бы внимание на мои слова.

– Черт. Ты прав. – В голосе ее слышится боль. Она выпрямляется и начинает слезать с меня, но я хватаю ее за талию, останавливая:

– Боже. Подожди…

Я глубоко вздыхаю, внезапно заметив, что виски у меня мокрые от пота, а простыни прилипают к спине. Все мускулы у меня слишком напряжены, они как провода, готовые оборваться от малейшего давления. Ее тело сейчас как будто принадлежит мне.

– Дай мне только… почувствовать тебя. Всего на секундочку.

Я, видимо, в какой-то степени мазохист, а иначе зачем бы мне себя так мучить?

Кожа Харлоу теплая, а конечности еще тяжелые со сна, когда она опускается на меня. Мне ни за что не продержаться больше минуты – так она смотрит на меня: сонная и полная желания, и нас ничто не разделяет.

Мне требуется всего секунда, чтобы принять решение, а потом я переворачиваю нас обоих и скольжу между ее бедер. Она раздвигает ноги, сгибает колени и прижимает их ко мне по бокам.

– Я хочу только почувствовать тебя, – говорю я ей снова, стараясь не обращать внимание на страсть, с которой она кивает, на то, с каким нетерпением она соглашается со мной. Ее рот такой соблазнительный, губы влажные и полуоткрытые, и я вхожу, пробуя ее на вкус:

– Если ты хочешь, я могу вытащить.

Она выталкивает слова между короткими поцелуями, больше похожими на легкие покусывания.

– Ты можешь кончить на меня?

Есть несколько вещей в сексе, которые мне всегда хотелось попробовать, но я осмеливался на это только в своих мыслях – сексуальные действия, которые трудно осуществить в новых, еще неустойчивых отношениях. Мне хочется быть бесстыдным, грубым, немного грязным, хочется нарушать табу. Я хочу иметь Харлоу где только можно, хочу пробовать все, что она хочет, хочу видеть следы от веревки, и следы от моих зубов, и следы от шлепков на ее теле…

И мне нравится, что она хочет этого так же, как и я.

– Ты хочешь этого? – спрашиваю я, медленно продвигаясь вперед и почти рыча от наслаждения. – Ты хочешь увидеть это на своей коже?

Харлоу откидывает голову назад, пальцами вцепившись в простыню. Ее груди колышутся с каждым моим движением, кровать поскрипывает в темноте, и я мимоходом вспоминаю, что за дверью есть соседи – и сверху и снизу. Но единственное, о чем я сейчас могу по-настоящему думать, – это то, как она сжимает меня там, внутри себя, как ее кожа выглядит при лунном свете и какие восхитительные короткие стоны срываются с ее губ при каждом моем толчке.

Я слишком близко и слишком быстро, но не думаю, что это волнует кого-то из нас. Я чувствую, как огонек вспыхивает у меня внутри и пробегает вдоль позвоночника, разжигая пожар внизу живота. Мой член становится еще тверже, пальцы хватают ее бедра так крепко, что я начинаю опасаться, не найдет ли она завтра там синяки.

И потом Харлоу кончает, сжимаясь вокруг моего члена, и я буквально на волоске от того же самого, держусь из последних сил, сцепив зубы и напрягая все мышцы, чтобы оттянуть оргазм как можно дольше. Она задыхается, прижимается ко мне, вцепляется мне в грудь ногтями, ее руки скользят вдоль моего торса, пока я двигаюсь внутри нее. Со стоном я выхожу из нее, словно в тумане провожу рукой по члену, и мой оргазм уже совсем близко – так близко, что я не слышу ничего, кроме стука крови в ушах. Губы мои шепчут ее имя, и я жалею, что не догадался включить лампу, чтобы видеть ее лицо, когда я кончаю ей на живот, груди, шею.

Харлоу смотрит вниз, как я кончаю ей на кожу, проводит пальцем по сперме, обводя им сосок. Это движение инстинктивно, и оно очень соблазнительное… И я понимаю в эту секунду, что абсолютно, до изнеможения оттрахал эту девочку.

Я падаю на постель, мои конечности охвачены жаром, сердце стучит так сильно, что мне даже трудно вздохнуть, руки-ноги не слушаются.

– Ты останешься на ночь? – спрашивает Харлоу, и я чуть-чуть поднимаю голову, только чтобы посмотреть на нее.

– Да, хотя я обещал позавтракать с ребятами. Так что я не смогу остаться допоздна.

Харлоу зевает, тянется за футболкой, чтобы обтереться.

– Мне все равно надо будет забрать маму, – говорит она рассеянно. – Я разбужу тебя, когда буду уходить.

Я киваю, целую ее в подбородок, а потом в щеку, чувствуя, как горит под моими губами ее кожа.

– Я тебя люблю, – произносит она с закрывающимися глазами.

Уже больше чем три часа ночи, и я говорю в ответ:

– Я люблю тебя, – и прижимаю ее к себе покрепче, стараясь, чтобы мое тело приняло форму ее тела. Я так устал, но все же соображаю достаточно для того, чтобы понять: что-то тут не так. Просто сейчас я слишком хочу спать, чтобы понять, что именно.

ХАРЛОУ УХОДИТ РАНО и ярко, как и собиралась. Она будит меня поцелуями и приглашает принять душ. Я трахаю ее прямо у стены ванной, мы не успеваем даже понять, что происходит.

Утренний Сан-Диего пахнет океаном, солью и ветром и чем-то острым, и этот запах окутывает меня, словно старое одеяло. Этот запах так похож на то, как пахнет мой дом, что если закрыть глаза, то можно почти забыть, где я нахожусь, забыть, что на расстоянии сотни миль и целой жизни от того места, где мне следовало бы быть. И это слегка нервирует.

Или даже хуже? Ведь сколько раз это начинало казаться таким правильным, и сколько раз я начинал думать о том, чтобы вообще не уезжать.

Звонок от Колтона стал тем холодным душем, который уничтожил уютный мыльный пузырь под названием «Харлоу», где я наслаждался жизнью. Он с треском вернул меня в реальность.

Я написал ему сообщение после встречи с каналом «Приключения» – только короткое: «Все прошло хорошо, есть о чем поговорить, все расскажу потом». Но я не рассказал – ни в ту ночь, ни на следующее утро, надеясь, что если я буду тянуть достаточно долго, то само собой найдется решение, что нам, черт возьми, делать с нашей жизнью. И я до сих пор понятия не имею, что нам делать. Конечно, когда я звоню ему, включается автоответчик, потому что сейчас восемь утра и они, разумеется, на работе, и я обещаю позвонить ему попозже, вечером, и все объяснить. И вот теперь мне предстоит принять решение, что, мать его, я им скажу.

С одной стороны, я рад, что мои братья, очевидно, так заняты, что у них нет даже времени беспокоиться из-за встречи или осознать, что вообще-то я как будто избегаю обсуждения этой темы. Я никогда в жизни не был таким безответственным.