На этот раз Робка беспрекословно навалился на кашу, гремя оловянной ложкой по оловянной чашке. Настроение, как и аппетит был возвращен мамой, ну и небольшой дозой медицинского спирта в надлежащую форму. Мы же с командиром внешне молча и лениво наблюдали за насыщением Хартмана, а вот на нашем «внутреннем уровне» кипели настоящие страсти.

— Командир, что делать будем? Вот он — шанс! Он нам сам в руки пришел, а я так бездарно облажался…

— Мы облажались, Хоттабыч, мы! — заявил командир, пытаясь хоть каким-то Макаром меня приободрить. — А по-другому мы бы просто сдохли! Ты об этом почаще вспоминай, чтобы в панику не впадать.

— Я и не впадаю… просто обидно как-то стало… ведь одним махом можно было придавить сученыша! И всю его кодлу поганую, кто бы рядом оказался.

— Совсем Источник не работает? — еще раз уточнил Головин.

— Совсем не работает, командир — ни капли в Резерв не упало! Можно, конечно попробовать Прану в Ману пережигать, но сколько там её будет?

— Не густо получится, — согласился Александр Дмитриевич, зная примерное «грабительское» соотношение превода Жизненной Энергии в Магическую, — даже если мы все Пронотрансфузеры по округе соберем и тебя от них запитаем. Нужен Накопитель большой мощности. Только, думается мне, мы такой не раздобудем…

— Ничего, Петрович, будем импровизировать, — схохмил я, пытаясь хоть как-то привести себя в норму.

— То есть ты от аудиенции у Гитлера не отказываешься? — хохотнул Головин.

— Смеешься, командир? Мы столько к этому шли, чтобы на финише съехать? Не-ее, хочу взглянуть в глаза этой гниде и, хотя бы, в харю его мерзкую плюнуть! А лучше до того момента с моим Источником разобраться…

— Если бы все так легко было, — с горечью произнес командир, — но пытаться восстановить твой Источник будем обязательно…

Когда мы закончили мысленное обсуждение дальнейших этапов терпящей крах операции и вернулись к реальности, Робка уже доел кашу и попивал чаек, принесенный все тем же толстопузым поваром-немцем.

— Эй, любезный! — окликнул я фрица. — Нам тоже чая принеси! И покрепче!

Стоило лишь заикнуться — и парящие кружки с чаем стояли напротив каждого сидевшего за столом. А помимо этого поваренок притащил еще и свежую выпечку! И как они, сука, это делают? Я тут же ухватил еще пышущую жаром булочку и вонзил в нее зубы. Твою мать, незабываемые ощущения свежей хрустящей выпечки на зубах! Кто его знает, может наслаждаюсь в последний раз? На приеме у Алоизыча могут и не угощать таким вот чудом…

Так что надо натрескаться этой свежей выпечки вволю, чтобы потом не жалеть об упущенных возможностях. Я вспомнил, как в последний день своей жизни в родном мире выперся на улицу в кои-то веки именно за свежей выпечкой. И ведь вроде совсем недавно все это произошло, а как еще одну жизнь прожил. Жалко будет, если в этот раз бл. дское отродье раздавить не удастся. Ведь это сколько жизней спасти можно, как с нашей, так и с немецкой стороны! Ведь и среди немцев нормальные люди есть, вон, как Робка с Габриэлловной.

— Роберт, — произнес князь Головин, — а не найдется ли у тебя Накопителя с Магической Энергией? Нам бы помощнее — Хоттабыча после боя протестировать хочу, — с ходу придумал он обоснование. — А Силу мы потом обратно в Кристалл сольем, как только свои выкладки проверим…

— Александр Дмитриевич, после того, что Гасан Хоттабыч сотворил, ему памятник надо поставить! Ведь сколько народу эта Тварь могла загубить? — с воодушевлением произнес Хартман, за что заработал одобряющий взгляд матери. — Не надо ничего сливать! Только вот какой мощности Кристалл-Накопитель вам потребуется?

— Самый большой, какой сможешь найти, — попросил командир. — Мощность — это основной параметр.

— Сейчас посмотрю, что можно найти у танкистов, — не стал рассиживаться Роберт и вылез из-за стола. — Но не думаю, что найдется очень большой мощности…

— Ты своих Некроматьегомагов потряси! — предложил я, переводя стрелки на включенных в состав танкового корпуса «труподелов». — Они, по всему видно, ребятки денежные, — пояснил я свою мысль, — аристократы голубых кровей!

А оно и невооруженным глазом было видно, что Маги-Некроманты даже не скрывают презрения по отношению к обычным танкистам. Все то время, что они пребывали здесь, аристократы общались только в своем привилегированном круге, явно тяготясь присутствием простецов и брезгуя даже приближаться к черни.

— Хорошего пацана воспитала, Габриэлловна! — произнес я, после того, как Роберт отправился на поиски нужного нам Кристалла-Накопителя. — Несмотря на все его мерзкое окружение, не скурвился парниша, и чести своей офицерской не растерял.

— Эх, это мало я его еще порола, Гасан Хоттабович, пока он маленький был, — неожиданно с ностальгической паволокой в глазах произнесла она.

— Это почему же? — Честно говоря, меня поставило в тупик заявление старой немки.

— А потому, что как был дураком малолетним, так дураком, но уже взрослым, так и остался! — жестко произнесла она.

— Ну, несправедлива ты к сыну, мать, — осуждающе покачал я головой. — Кем-кем, а дураком он явно не является. Был бы дурак, так высоко бы не поднялся…

— С этой нынешней властью, — старуха экспрессивно сплюнула на землю и дергано раздавила плевок подошвой, — я бы на одном поле ср. ть бы не села! А он поднялся… Ты же знаешь, старый, чем выше в таком случае подъем, тем эпичнее будет падение. Сидел бы уже на жопе ровно в своем горнострелковом полку, подальше от начальства и поближе к кухне! А такая близость к «бесноватому», скажу честно, меня очень настораживает и, если не сказать — пугает. Утянет он его с собой в адскую пропасть…

— Не переживай, Габриэлловна, — постарался приободрить я отчего-то вдруг упавшую духом боевую старушку, — постараемся удержать его от такого падения.

— Уж ты постарайся, борода! — Фрау положила свои морщинистые руки на мою ладонь и проникновенно посмотрела в глаза.

— Сделаем все возможное! Правда, командир? — произнес я то, что она хотела от меня услышать.

— Сделаем, фрау Габриэлла, — подтвердил мои слова Александр Дмитриевич. — Обязательно сделаем! Роберт нам же, как родной стал — столько всего вместе пережили и не описать словами.

— Вот, сынок, спасибо! — прослезилась старуха. — Мне ведь, кроме вас и надеяться не на кого. А на сердце у меня камень, ровно с тех пор, как он в Берлине у Гиммлера побывал! Чтобы ему пусто было, этому проклятому Колдуну! Не спокойно у меня на сердце, ребятки…

— А у кого сейчас спокойно, мать, когда такие дела в мире творятся? — ворчливо заметил я. — Эта война только вашего «бесноватого» радует, да его прихвостней, а для остального народа — только боль, кровь и страдания.