— Суббота была, — повторила Лена. — Два часа дня. Или около того.

Никаких сомнений. Лена и была последней или, во всяком случае, в числе последних, кто видел Алену живой.

— А о чем вы с ней разговаривали?

— Да так, — пожала плечами Лена. — Меня она сначала даже не узнала. Но я и не удивляюсь. За последний год я сильно изменилась. Вон, даже к Каллиопе меня не пропустили. А раньше была хорошенькой, словно картинка.

И, глотнув пива, она покосилась на подруг:

— Чего смотрите? Не верите, что была хорошенькой?

Выпитое женщиной пиво подталкивало к движениям. Лена снова сбегала в комнату и принесла оттуда альбомчик с фотографиями. С них смотрела смеющаяся пухленькая блондиночка с лукавыми карими глазами, румянцем и пухлыми губками, сложенными сердечком.

— Мужики от меня так и млели, — поделилась Лена своими воспоминаниями. — А теперь ничего от былой красоты не осталось. Болезнь всю ее сожрала.

И, пролистнув несколько страниц, она сказала:

— А вот и Аленка. Узнаете?

Узнать Алену было трудно. Подруги привыкли видеть ее одетой подчеркнуто скромно. А на фотографии это была разодетая в вызывающе яркие тряпки красивая шикарная девица.

— А кто это рядом с ней? — удивилась Кира. — Леся, посмотри.

Леся присмотрелась. И глаза ее широко раскрылись от удивления.

— Апостол? — прошептала она. — Он?

Качество снимка оставляло желать лучшего. Да и стоящий рядом с Аленой мужчина был запечатлен в профиль. Но все же заметное сходство с Апостолом просматривалось. И если это он, то что делает рядом с Аленой? И выходит, он знал, чем она занимается? Но если знал, почему не проклял? И даже совсем напротив, стоит рядом с ней, словно покровитель или родной папочка.

— Кто это? — спросила у Лены Кира.

Женщина кинула рассеянный взгляд на снимок. И нахмурилась.

— Не знаю. Клиент, наверное. Одет прилично, а рожа противная. Наверняка клиент.

Подруги попросили у женщины разрешения взять хотя бы на время эту фотографию.

— Берите совсем, — великодушно разрешила она им. — У меня на память об Алене еще есть. Эта мне не нужна.

И, продолжая перебирать фотографии, она, словно бы не понимая, как это важно, добавила:

— И знаете, я сейчас кое-что вспомнила. Я ведь слышала в тот день, как Алена договаривалась с кем-то насчет встречи. И называла она этого человека папой.

После этих слов в комнате повисла тяжелая тишина. Высказавшись, Лена витала мыслями где-то в далеком прошлом. А подруги просто не в силах были открыть рты, сраженные тем, что им открыла старая больная проститутка — подруга Алены.

Обретя дар речи, подруги буквально набросились на Лену с расспросами. Бедная, она прямо не знала, кому из них отвечать.

— Не так быстро! — взмолилась она наконец. — Конечно, я вам все расскажу. И в подробностях. Но не кричите вы так. У меня голова пухнет от вас.

Подруги умерили свой напор. И Лена поведала им следующее:

— Когда мы встретились с Аленой, то я сразу же предложила ей, чтобы мы пошли ко мне. Посидели, вспомнили прошлое. И она вроде бы была не против, но сказала, что именно сегодня не может. Так как ждала важного для нее звонка. Сказала, что от этого звонка может измениться вся ее жизнь.

— В лучшую сторону?

— Я так поняла.

— Ну и?..

— Когда мы разговаривала, ей как раз и позвонили.

— Кто?

— Говорю же, она назвала этого человека отцом. Так и говорила: «Да, папа. Хорошо, папа. Где скажешь, папа». А под конец еще добавила: «Прости меня, я была очень плохой. Но теперь все изменится, я тебе обещаю».

— И что дальше?

— А дальше она заторопилась. Наспех попрощалась со мной. Поймала машину и уехала.

— Ты не помнишь, сумочка была при ней?

Лена растерялась.

— Сумочка? Ну да, наверное, при ней. Да, точно! Она же трубку из сумки доставала. И обратно ее тут же в сумочку спрятала.

Итак, когда Алена направлялась в салон к Каллиопе, она встретила свою старую знакомую Лену. Заболтавшись с ней, девушка до салона не дошла. И потому ни Каллиопа, ни охранник, ни другие ее там не видели. Алена лишь собиралась в массажный салон, но не дошла. Вместо этого она отправилась на встречу со своим отцом. И сумочка в этот момент была еще при ней. Та самая сумочка, которую потом нашли на помойке порванную и испачканную.

Из всего этого напрашивался один-единственный, но очень страшный вывод. Еще толком не осознав, что за мысль появилась в ее голове, Кира, не спрашивая разрешения у хозяйки, метнулась в прихожую, где у Лены был прикреплен к стене телефон. И, набрав нужный номер, услышала голос Иры — младшей сестры Алены.

— Да, — едва слышно произнесла та, узнав, кто звонит. — Да, мы уже дома. И папа нашелся. Вернее, не так. Не нашелся, а его нашли.

— Что значит «нашли»?

— То и значит. Его тело нашли в каком-то заброшенном доме. Строители пришли и увидели, что он на вбитом в потолок крюке болтается.

— Что? — ахнула Кира.

— Папа повесился.

— Почему?

— Не знаю, — вырвалось у плачущей Иры. — Просто повесился. Но при нем нашли предсмертное письмо.

— И что он в нем пишет? Он ведь его для вас оставил?

— Вообще-то оно в самом деле было адресовано семье, то есть нам. Но менты забрали его себе. И отдавать не хотят.

— Возмутительно!

— Сказали только, что в письме папа признается во всех убийствах.

— Во всех? — ахнула Кира.

— Да.

— В каких именно?

— Он написал, что сначала убил Алену, потом Апостола, а потом еще одну женщину. Не знаю, кто она такая. И не знаю, зачем он и ее тоже убил. Может быть, он сошел с ума?

— А следователь что говорит?

— Это самое и говорит, — всхлипнула Ира. — Что папа был сумасшедший. Мол, они всем отделом читали его письмо. И все решили, что папа сошел с ума.

— И давно обнаружили его тело?

— Сегодня утром.

У Киры даже в глазах от ярости потемнело. Вероломству рыжего Еремея не было предела и границ! Это надо же, он уже утром знал, что Аленин отец покончил с собой, взяв на себя все убийства, а им ни словом об этом важном факте не обмолвился. Болтал о всякой ерунде. Теперь понятно, просто мозги им компостировал. А сам в это время со всем отделом двигался семимильными шагами к разгадке преступления.

— Ну погоди у меня! — прошептала Кира, сжимая телефонную трубку так крепко, что она даже потрескивала у нее в руках. — Дай время, сквитаемся, дорогой Ерема!