да томик со стихами, прихваченный из Библиотеки. Старая хранительница разрешила его забрать. Оказывается, я была первой, кто взял этот сборник за последние сто лет. Я не понимала и половины слов и рифм, но мне хотелось перечитывать его. Чего стоило только:

«О, только б огонь этих глаз целовать

Я тысячи раз не устал бы желать.

Всегда погружать мои губы в их свет —

В одном поцелуе прошло бы сто лет».

Каким бы ни был человек, написавший эти строки, он смыслил в любви куда больше, чем Локи. Да и в поэзии. Иногда я и сама начинала думать стихами, и мне это нравилось.

– Почему ты улыбаешься? – обернувшись, спросил меня Тео. На него моя комната не произвела особого впечатления. Он цепким взглядом выхватил томик стихов и фигурки из скандинавской мифологии и, кажется, сделал свои выводы. Скорее всего, такие же ложные, как у Зрителей, замечавших как часто я пялюсь на портрет Хан Ци.

– Потому что ты здесь, а я соскучилась, – ложь легко слетала с языка. Быть может потому, что не была совсем уж неправдой. Я первой сделала к нему шаг.

Мы целовались, но губы Тео были холодными. В моих тоже не было ответного жара. Будто два актера, мы отрабатывали придуманные для себя роли. Одежда слетала, в какой-то момент я осталась в одном только топе и трусиках, а в Тео проснулся живой энтузиазм. Я же нервничала так, что анализировала каждое свое действие, жест, поцелуй и вздохи. Мы переместились на кровать, подушки с котиками упали на пол. Когда и мой топ улетел куда-то в сторону комода, мы с Тео синхронно зажмурили глаза и отодвинулись друг от друга. Обоим требовалась минутка, чтобы привести дыхание в порядок.

Первым заговорил Тео:

– Нам можно делать с тобой все, что угодно, кроме одного, – сказал он, когда камеры отключились. Он смотрел в сторону, да и я была слишком смущена, чтобы поднять глаза. В конце концов мы повернулись спинами друг к другу. Я слушала его голос, рассматривая плакат «Спасем тигров». Было мне вообще дело до тигров? Никакого.

– Чего?

– Мы не можем просто поговорить по душам.

– По душам могут поговорить те, у кого есть души. Мы с тобой – образцы для подражания, а не люди.

Тео пошевелился, кровать скрипнула. Если бы дома кто-то был, я бы густо покраснела. Как своевременно мама отправилась на встречу с подругой. Хорошо, что и собаку с собой захватила, Маффин бы наверняка ломился в комнату, услышь он странные звуки.

– Так и знал, что ты не пустышка!

Он чуть наклонился назад, так что его обнаженная спина коснулась моей. Матрас прогнулся под нашим весом. Невзирая на то, что ситуация была до крайности неловкой, я испытала приятную дрожь.

– Расскажи мне, что случилось с твоей сестрой? – первым делом спросила я. Ведь Тео прав. Нам не полагалось разговаривать. Но вот мы говорим. Как знать, как много у нас времени. Сколько отведено подросткам на занятие сексом? В брошюре, которую нам давали в школе, писалось о многом, но этот пункт отсутствовал. Можем ли мы проболтать час или два? Или лучше оставить это на следующий раз… В том, что этот следующий раз будет, я не сомневалась.

– Я не знаю точно. Она не в первый раз на принудительном лечении. Анастасия всегда была немного странной. Раньше она носила мешковатые шмотки, волосы не красила, очки во все лицо, еле держалась в школе. Родители и ругали ее, и показывали психологу, а потом отправили лечиться. Мне она говорила, что так лучше прятаться. Только от кого?

– От Зрителей, Тео. От Зрителей, – я подавила в себе желание обернуться. – Иногда лучше стать невидимой. А когда ты некрасив – тебя не замечают. Это дает определенную свободу. Анастасия очень умная, она написала программу… Ты, знаешь, что Красный город… – я так давно молчала о том, что знала, что сейчас испытала несравненное чувство полного освобождения. Но Тео удивил меня. Он не дал мне договорить, сказав четко и спокойно:

– Обман. Там все живут почти так же, как и мы. Я посмотрел видео. И знаю давно, хоть и доказательств не было. Анастасия сказала мне несколько лет назад. Они тогда сильно поссорились с отцом. Она кричала, что он гадкий лжец, который дурит целый город, и хотела уйти в Трущобы. Тогда он отправил ее на терапию на месяц. После этого она вернулась другой. Стала девяткой, а значит, терапия подействовала и все стало хорошо, – он улыбнулся, вовсе не понимая, что преображение Анастасии не было связано с тем, что ее разум насильно подвергали воздействию врачей. Кажется, Тео считал, что принудительное лечение пошло ей на благо: – Расскажи мне про Локи, про эти вечера в Джаз-Поэт клубе.

Рассказывать было особенно нечего. Локи тоже знал мою сестру, он читал странные стихи, говорил, что каждое его слово о себе – правда. Но вместе с тем все его слова казались безумным бредом. Я прочитала ту часть стихотворения Локи, которую смогла запомнить, прокомментировав: «Ну, ерунда же, правда?». Вот только Тео не согласился:

– В мире есть место, где растут одни березы, хоть это и парадокс. На Лунном грунте они приживаются лучше любых сельскохозяйственных культур. Березы стали первыми деревьями, которые прижились под куполами. Они там вырастают исполинских размеров, почти до ста метров. Верхушки приходится срезать, чтобы они не повредили покрытие.

Это интересно, но толка все равно мало. Сомневаюсь, что Локи родился и вырос на Луне, а потом вот так без проблем пробрался на Землю. Шаттлы отправлялись в космос раз в год, не чаще. А люди, которые уезжали покорять Луну, обычно не возвращались на Землю. Почему? Мне это было неизвестно. Позвонить и узнать, как они там, было возможно. Но лунные мальчики и девочки обычно спустя месяц отдалялись от родных и больше не желали поддерживать с ними связь. Ходили слухи, что у них там культ, как в древние времена. Что они верили в великого бога, строили жизни вокруг поклонения ему.

– Почему ты хочешь отправиться на Луну? – спросила я Тео. Он откинул голову назад, так, что наши макушки столкнулись. Я живо могла представить, как его синие глаза смотрели в потолок так, словно он мог видеть куда дальше моего дома. Словно он мог разглядеть те далекие купола с березами, о которых грезил ночами.

– Дело в том, Гель, что мой папа – Законник. Если нет официальной пьянки или игры в гольф