— Мне нужны мои вещи.

— Уже уходите? А как же объяснение, которое у меня есть?

— Уверена, муж расскажет мне все, — говорю уверенно, беру свою сумочку и решительно продолжаю: — Проводите меня, пожалуйста.

Дура, дура, дура. Я называю себя самым слабым оскорблением, которое крутится в моей голове. Ежедневно совершается множество убийств, а я… я спокойно пошла в дом непонятно к кому только потому, что не решилась настоять на откровенности Матвея.

— Как знаете, Вероника.

Наверное, именно это мнимое спокойствие и подкупило меня. Именно это стало причиной того, что я так легко пошла с ним и сейчас жалею о поступке, совершенном не подумав. Мужчина открывает передо мной дверь и пропускает наружу, проводит на первый этаж, откуда-то достает мое пальто и помогает одеться. После мы выходим из дома, и я даже прошу открыть ворота, чтобы я могла выйти на улицу.

— Не глупите, Вероника, Матвей может опоздать. Будете мерзнуть на прогоне?

В этот момент ворота открываются и на площадку въезжает автомобиль Матвея. Стекла тонированы, к тому же на улице уже изрядно стемнело, так что мне не удается рассмотреть выражение лица мужа. Автомобиль останавливается и проходит еще некоторое время, прежде чем фары гаснут, а Матвей открывает дверцу и выходит наружу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я спускаюсь ему навстречу. Сбегаю по ступенькам и иду к нему. Мужчина обнимает меня, притягивает к себе, хватает за волосы и прижимает к своей груди и целует в висок. После берет меня за руку и ведет к машине. Я выдыхаю, потому что Матвей даже не смотрит в сторону брата. Это наталкивает меня на мысль, что ничего не будет. Ни драки, ни скандала, я просто сяду в его машину, и мы уедем.

Я думаю так до тех пор, пока Матвей не усаживает меня в автомобиль и не блокирует дверь. После он уверенным шагом направляется к брату, а я… я остаюсь сидеть одна в салоне машины.

Черт!

Я совсем не предвидела такой момент и теперь начинаю лихорадочно соображать. То, что драки не миновать, я уверена. Как и в том, что все происходящее — сугубо моя вина. Я не должна была ехать сюда, а Демьян… он не должен был звонить Матвею.

Я хочу крикнуть, когда Матвей поднимается по лестнице, но молчу, потому что он кажется вполне спокойным. Он останавливается напротив брата и… ничего. Ни удара, ни толчка, ничего, он что-то говорит, а Демьян отвечает. Они разговаривают? Без драк?

Я все еще не могу прийти в себя, когда Матвей разворачивается и идет к машине, открывает дверцу с водительской стороны и забирается в салон. Без единого слова заводит мотор и выезжает за ворота. Костяшки на его руках побелели, настолько сильно он сжимает руль.

— Матвей, — зову я в надежде, что он скажет хоть что-нибудь.

— Мы поговорим дома, Вероника, — обрывает мою последнюю надежду.

Я замолкаю и отворачиваюсь к окну, понимая, что совершила глупость и лучше бы мне найти рациональное объяснение своему поступку.

— Матвей, — я зову мужчину, едва мы выходим из автомобиля, но он, кажется, меня не слышит.

Молча закрывает дверцу, хлопая ею так, что я вся сжимаюсь, так же не говоря ни единого слова берет меня за руку и ведет в дом. Не сжимает, не тянет, просто идет, как робот: без чувств, без эмоций, без объяснений. Я не вырываюсь, а тихо иду за ним, шаг за шагом приближаясь к развязке. Или к еще большему тупику. Знать бы.

Матвей заводит меня в дом, помогает раздеться, так же, не говоря ни единого слова, и берет меня за руку, ведя на второй этаж. Я понимаю, что мы идем на его сторону и упираюсь, когда мы оказываемся в коридоре.

— Матвей, подожди, — упираюсь я, но он лишь зло смотрит на меня и не отпускает руку.

— Пошли, Ника. Ты ведь за этим поехала к нему, — он чуть резче дергает меня за руку и так же неутомимо ведет за собой.

Я стискиваю зубы и решаю покориться, молча иду за Матвеем и жду, когда он оставляет меня в коридоре и заходит кабинет. Достает из шухлядки ключи и возвращается, вновь беря меня за руку и переплетая пальцы. Мы доходим до одной из дверей, Матвей проворачивает ключ несколько раз, толкает деревянную дверь и пропускает меня внутрь.

Я застываю на пороге, не решаясь сделать хотя бы шаг дальше. Это детская. Вполне обычная детская комната: с небольшой кроваткой, пеленальным столиком, плюшевыми игрушками, нераспакованными коробками с какими-то сортерами и голубыми обоями. Я оборачиваюсь, смотря на Матвея, но он уже не здесь. Где-то в другом измерении, в другой вселенной, только наедине с собой.

Я продолжаю осматриваться по сторонам и замечаю фотографии. Везде. В рамках на тумбочке, на стене, на подоконнике. Это… страшно. Фото ребенка, маленького, под аппаратом. В общей сложности, фотографий не много, есть еще и девушка. Темноволосая и вечно закрывающая лицо. На одном из фото она отвернулась, на другом опустила голову вниз и смотрит на живот, но ее лицо все равно закрыто волосами.

Я цепенею, когда до меня доходит, что именно скрывал от меня Матвей. Это не страшно, и это не комната Кристиана Грея, но… это безумие. Хранить купленные детские вещи, мебель, одежду, оборудовать все.

— Я потерял его пятнадцать лет назад, — внезапно говорит Матвей. — Пятнадцать лет, Вероника. Это комната появилась десять лет назад, сразу, как только я купил дом. Я сам покупал мебель, вещи, помню, как на меня смотрели продавщицы в магазине: улыбались и поздравляли. Знаешь, каково это, оборудовать комнату спустя пять лет ребенку, которого уже похоронил? — он качает головой. — Не знаешь и не узнаешь никогда. Я не говорил тебе, чтобы ты не волновалась, чтобы выносила детей и перестала думать о загадках, — он запинается и отворачивается, пихает руки в карманы и делает пару шагов внутрь комнаты.

— Я должна была знать, — тихо говорю, хотя на самом деле уже не уверена.

— Теперь ты знаешь, — пожимает плечами. — Тебе легче? Ты успокоилась? — он поворачивается и прожигает меня взглядом. — Я не могу отпустить это, Вероника, не могу. Если б мог, давно вывез отсюда все, но не в состоянии. Может, когда возьму своего ребенка на руки, все изменится, но пока… я никак не могу это сделать.

— Ты справишься, — уверенно говорю я и подхожу к нему. Обнимаю его за плечи и улыбаюсь, хотя глядя на все это уже не уверена.