оценить трудность восхождения. В ширину она тянулась от горизонта до горизонта. Я решил, что наутро мы пойдем вдоль, чтобы найти ход наверх, и высказал свои мысли вслух.

Запа в ответ расхохотался и показал пальцем прямо перед нами:

— Вот это наш ход наверх.

— Ты шутишь!

Он покачал головой.

Я не заметил в стене ни одной трещинки, ни одного места, за которое можно было бы зацепиться рукой или ногой. По сравнению с этой стеной та, на которой я упражнялся в базовом лагере, выглядела тренировочной стенкой в спортзале.

Потом Запа включил радио, и мы стали слушать эфир Эвереста. Сегодня, оказалось, еще трое человек зашли на вершину, а еще восемь повернули назад метров за сто. Какая-то женщина сломала ногу в ПБЛ. Зараза в базовом лагере прошла, все шли на поправку.

Я уже собирался сказать всем «спокойной ночи» и уползти в палатку, но тут в эфир вышел Джош — потрепаться с кем-то из лидеров групп в Четвертом лагере. Это было очень не в его стиле — Джош полагал, что радио нужно пользоваться только для передачи критически важной информации. Он терпеть не мог, когда люди говорили по радио на горе, словно это мобильный телефон.

Они говорили о погоде, о женщине со сломанной ногой, о том, в каком порядке кто должен идти на вершину.

— Слышал, у тебя была ссора с сыном, — сказал человек из Четвертого лагеря.

На горе шила в мешке не утаишь.

— Да, было дело, и он уехал, — сказал Джош. — Мы помиримся потом, когда я спущусь с горы. Он вообще-то парень что надо. Кроме того, у меня такое впечатление, что капитан Шек так или иначе попытался бы снять его с горы и отменить пермит. Я бы ему, конечно, не позволил.

— А он все еще охотится за другим парнишкой?

— Ага. Вышел на тропу войны, добыл где-то томагавк и наотрез отказывается его закапывать. Арестовал носильщика по имени Гулу. Отпустил его потом, учинив жуткий допрос, но с Гулу что возьмешь — этот мальчишка уехал с горы уже три недели как, если не больше. Не пойму, чего Шек пытается добиться. Ходят слухи, он вызвал еще солдат. Говорят, к нам едет целый военный грузовик, и кое-кто из них там — профессиональные альпинисты. Шек планирует послать их вверх по горе — проверять высотные лагеря. Чистой воды безумие, на мой взгляд. Я послал е-мейл в местную китайскую администрацию и попросил наших адвокатов проверить, легальны ли эти действия. Китайцы зарабатывают тучу денег на наших пермитах. Будет ужасная дыра в бюджете, если какой-то ретивый фельдфебель разгонит все экспедиции, не правда ли? Но что поделаешь. В общем, удачи в Пятом лагере. Выйду в эфир завтра. До связи.

Запа выключил приемник. Весь этот разговор был постановочный — специально для нас, во всяком случае, это касалось слов Джоша. Мы не могли отвечать, естественно, но много узнали. Особенно нам не понравилась новость про солдат-альпинистов.

— Выше ПБЛ они не смогут забраться, — сказал я. — У них же не было времени акклиматизироваться.

— Может, ты и прав, — сказал Запа.

— Но как мы проскользнем мимо них на пути вниз? — спросил Сунджо.

Запа пожал плечами. На этот раз, показалось мне, Запа в самом деле не знал ответа на этот вопрос.

ЗАПА разбудил нас с Сунджо поутру. Йоги и Яш уже пролезли метров пятнадцать по стене, вкручивая ледобуры — чтобы нам было за что зацепиться. Солнце едва-едва показалось над горизонтом — значит, встали братья-шерпы затемно. Мы быстро позавтракали, упаковались, нацепили кошки и обвязки. Запа сказал, что остается внизу — допакуется и потом пойдет за нами замыкающим.

Дул жуткий ветер. К счастью, дул он прямо в стену, прижимая нас к ней, — дуй он под углом, запросто снес бы нас. И пошло. По ледорубу в каждой руке... Вогнать кошку посильнее. Вогнать ледоруб. Получить дождь из льдинок в лицо. Подтянуться вверх. Вогнать в лед другую кошку. Вогнать другой ледоруб... Пройдя вверх метров двадцать, я зацепился карабином за ледобур и остановился перевести дух. Йоги и Яш уже забрались наверх, спустили вниз веревки и стали вытягивать снаряжение.

Запа только-только вышел на стену. Сунджо полз вверх, метров на пять ниже меня. Кажется, дело у него не особенно спорилось — неудивительно, ведь сначала он болел, а потом прятался у носильщиков. Я смотрел на него, пока он не поднял глаза, и помахал ему. Он помахал мне обратно и решительно кивнул: мол, иду, иду.

Я снова полез, но не сделал и трех шагов, как услышал страшный вопль. Секунда ушла у меня, чтобы пристегнуться карабином к другому ледобуру, и только тогда я смог посмотреть вниз. Зрелище было не из приятных. Сунджо сорвался, пролетел метра три и висел, зацепившись одним ледорубом за ледовый карниз. Я обошел этот карниз на пути вверх и знал, что он слишком далеко выдается из стены, чтобы Сунджо мог упереться в стену кошками.

— Иду на помощь! — крикнул ему Запа, но до Сунджо ему было лезть минут сорок пять.

А Сунджо не продержится в таком виде и десяти. Я был куда ближе, но лезть вниз по ледовой стене — еще сложнее и медленнее, чем вверх. Я посмотрел наверх, надеясь увидеть Йоги или Яша, но их как корова языком слизнула. Наверное, ушли вперед — ставить следующий лагерь.

Времени думать у меня не было, да и к лучшему. Я полез влево по стене, к веревке, которой шерпы поднимали снаряжение. До нее десять метров. Запа лез вверх и кричал Сунджо, чтобы тот держался. Лез Запа так быстро, как только мог, но он не мог не знать, что шансов успеть и помочь внуку у него нет.

Добравшись до веревки, я дернул ее — кажется, достаточно прочно натянута. Черт его знает, выдержит она мой вес или нет. Может, братья-шерпы не стали укреплять ее как следует, ведь им нужно было только снаряжение поднять.

— Я сейчас соскользну! — закричал Сунджо в отчаянии.

— Я мигом! — крикнул я в ответ.

— Держись, Сунджо! — крикнул Запа, сообразив, что я намерен сделать. — Не сдавайся!

Я хотел еще проверить веревку, но времени не было. Я зацепился за нее карабином и перенес полный вес. Веревка натянулась, но выдержала. Я сглотнул и полез вниз по диагонали к Сунджо.