Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь же я хотела этого сама!
Касаться его.
Ощущать, как его огненная кровь струится силой и жаром под кожей, отчего покалывает кончики пальцев.
Чувствовать колючую щетину на скулах и мурашки на его коже от моих прикосновений.
Слышать, как вмиг изменилось его сердцебиение, ускорив свой бег так стремительно и горячо, что Арьян не мог дышать.
Видеть, как полыхнули его поразительные солнечные глаза, и зрачок задрожал в такт его сердцу.
Арьян не ожидал ничего подобного и был сметен происходящим. Только обхватывал все сильнее, сжимая пальцы, и не моргая глядел в мои глаза, словно тонул, не пытаясь с этим бороться и сопротивляться.
А я хотела, чтобы он почувствовал все, что горело во мне сейчас.
Каждую эмоцию, каждый удар сердца и каждый сбивчивый вдох, когда я потянулась к нему сама, касаясь губами его приоткрытых губ и ловя резкий вдох, словно он задыхался, но никак не мог начать дышать.
Его эмоции всегда были ошеломительными, искренними!
Всегда на пределе, словно вулкан, который либо спал, либо извергался, не зная чего-то среднего.
— Дыши, — прошептала я в его губы с улыбкой, не убирая ладоней от лица и касаясь нежно-нежно, с трепетом и восторгом понимая, что Арьян познал подобную ласку впервые, и потому не был готов к тому что чувствовал и в ответ не смог сказать ни слова, только застонал хрипло и низко, стискивая в своих руках до боли, в которой была вся его страсть и кричащие эмоции.
— Арьян, — выдохнула я с дрожью в голосе, ощутив, как напряглось его тело и тугие мышцы застыли.
Его длинные пушистые ресницы запорхали, я видела, что он впервые смущен и растерян, заглядывая в мои глаза, и склоняясь ко мне, так, что я могла рассмотреть его загадочную солнечную радужку. Зверь изогнул брови, кажется, до сих пор не в состоянии заговорить, словно забыл, как это нужно делать, погрузившись в эмоции так глубоко, что мне казалось, будто воздух вокруг нас застыл и завибрировал.
— Тебе нравится? Ты говорил, что я могу дать тебе имя.
Он кивнул в ответ, вдруг улыбнувшись широко и очаровательно.
Его восторг и радость были настолько огромными, что я задохнулась сама от этого неподдельного чувства, утопая вместе с ним и больше не боясь ничего.
Я повторяла его имя снова и снова, легко прикасаясь к его губам, словно давая почувствовать вкус каждой буквы. Давая время привыкнуть к тому, что теперь у него есть имя, от которого в моем израненном сердце разливалось тепло и умиротворение.
Мой Арьян.
Удивительный мужчина, который был подарен Богами не только его отцу, но и мне.
Мы целовались.
Впервые отдавая всю ласку друг другу.
Долго, томно, наслаждаясь каждым прикосновением.
Впуская друг друга в душу настолько глубоко, что на глазах выступали слезы, которые мы собирали губами, что-то шепча, не в силах оторваться друг от друга.
Отныне все преграды были сломлены, все стены из непонимания и отрицания были раскрошены в пыль и прах. Теперь мы были вместе. По-настоящему.
— Ты плакала, — прошептал Арьян, дыша по-прежнему тяжело, но снова сдерживая себя, его сила воли поражала и восхищала, он обнимал меня, прижимая к собственной груди, и привыкая к тому, что я касаюсь его тоже.
Я только кивнула в ответ. Мои ресницы все еще были мокрыми, а душа распахнута для него, я гладила его лицо, искренне наслаждаясь каждым прикосновением и с тихой улыбкой видя, как он тянется ко мне, чтобы получить ее всю без остатка.
— Черный был здесь, — добавил он, не спрашивая, а утверждая, но я все равно кивнула, понимая, что Арьян ощущает все настолько ярко и остро, что мне просто не дано понять, как именно он делает это. — Он испугал тебя?
— Нет. Только показал правду, от которой я бежала так долго и мучительно.
Он нахмурился, как всегда, не скрывая эмоций и явно показывая, что поступок Черного не пришелся ему по душе.
— Я бы все рассказал тебе сам, когда ты была бы готова.
И сейчас, с одной стороны, мне было интересно, как бы это сделал сам Арьян. Какими словами он передал бы всю ту боль и ужас, которые я смогла увидеть собственными глазами, зная его немногословность и желание защитить от всего на свете, мне казалось, что едва бы я восприняла все так, как это было сейчас. Благодаря Черному.
— Не думаю, что я была бы к этому готова даже спустя несколько лет, — улыбнулась я, не скрывая грусти, и видя, как Арьян нахмурился еще больше, тяжело полыхнув глазами. — Черный сделал все правильно. Пусть будет мучительно больно и тяжело, но рана заживет и все наладится. Лучше обрубать все резко и сразу, чем каждый день отрывать по гниющему кусочку, делая только хуже и ввергая в самый настоящий ад.
Арьян кивнул не сразу. Он прислушивался к моим эмоциям, наверняка пытаясь отыскать в них страх и отчуждение, успокоившись лишь когда не нашел ничего подобного, но не торопясь подниматься на ноги или просто уснуть после изнурительной дороги, когда я видела в его волосах хвоинки и кусочки древесной коры, словно он бежал, сшибая деревья.
— Ты не говорил, что у тебя есть дядя, — улыбнулась я без упрека, устраиваясь на его коленях, продолжая обнимать за шею, Арьян быстро пожал плечами:
— Дядя, но не кровный.
— Как это?..
— Мой отец и Черный были рождены в один день и один год, но разными женщинами и в разных семьях (от автора — 11-го февраля на новый лад в Велесов день). Их забрали из семьи, заполучив души, которые были отданы Богу Велесу в обмен на великие знания и силу.
Холодок прошелся по коже от этих слов, отчего я прижалась к Арьяну сильнее, тут же почувствовав, как его руки обвили меня, готовые всегда оберегать и защищать от всего на свете.
— …что это значит?
— Так говорил мне Черный, каждый раз, когда я просил рассказать мне о нем и своем отце.
— Звучит жутко.
Арьян кивнул, погладив меня по плечу обжигающе горячей ладонью:
— Что бы там ни было, но это правда, иначе я бы не был таким, каким родился. Как мой отец не был бы медведем, а Черный — волком. В дальних деревнях их до сих пор помнят и называют сынами Велеса. Их боятся за силу, но почитают, как богов за знания и способность исцелять.
— Значит, все-таки волк, — пробормотала я, теперь убежденная в том, что не ошиблась. Там в деревне был на самом деле Черный во втором своем обличии — волчьем. Огромный, черный, несущий смерть и страх. — А ты?
— Я не такой, — глаза Арьяна словно потухли на секунду, загоревшись с новой силой, когда я прошептала ему:
— Ты — самый лучший на свете!
— Все, что есть у меня — это сила моего отца и кровь, которая способна заживлять раны, но не более.