Натан провел пальцем по шраму. Ему трудно было поверить, что гнусная история, которую ему сейчас рассказывали, была его собственной. Старушка маленькими глотками пила ликер.

— Вы знаете, куда мы тогда поехали? — спросил он.

— Целый год у меня не было новостей до того самого дня, когда… Боже мой, почему ты снова подвергаешь меня этому испытанию?

Натан встревожился.

— Что случилось, Жанна? Пожалуйста, расскажите мне…

Она заговорила очень нежно.

— Эта история, ваша история, была тогда на первых страницах газет. Вы уехали в Перпиньян, более крупный город, надеясь, вероятно, что ситуация в семье останется незамеченной, но ваша жизнь стала там еще хуже. Твоя мать, видимо, не лечилась и страдала ужасными приступами белой горячки, кричала по ночам так, что соседи регулярно вызывали полицию, а потом вмешались службы социальной помощи. Они хотели лишить твоих родителей родительских прав, и твой бедный отец этого не перенес. Вечером, накануне Рождества, сосед, который заволновался, что не видел вас несколько дней, позвонил вам в дверь… поскольку никто не ответил, он проник в дом. Повсюду горел свет, и это средь бела дня… Твоя мать, лежала около лестницы в гостиной, ее лицо было изуродовано выстрелом из охотничьего ружья…

— Боже мой…

— Твой отец лежал в нескольких метрах от нее, окоченевший, словно восковая свеча, ствол ружья упирался ему в подбородок. Стены были… были красными от крови. А ты исчез. Тебя обнаружили полицейские собаки, съежившегося, растерянного, с пустыми глазами… ты спрятался в живой изгороди одной из вилл квартала. Тебя пытались расспрашивать, но ты молчал, укрывшись в мире, где больше ничто не могло тебя настигнуть. Следствие установило, что твоя мать была пьяна, твой отец убил ее и застрелился сам. Тебя он пощадил. В некотором роде расчистил тебе путь, чтобы ты мог нормально жить…

Натан вытер рукавом мокрое от слез лицо.

— Что со мной сделали, куда меня отправили потом?

— У тебя никого не было, и судья по семейным делам поместил тебя в институт детской психиатрии, в городке Цербер, в Восточных Пиренеях, совсем рядом с испанской границей. Как только я узнала, что ты находишься там на лечении, я собралась тебя навестить, но мне отказали из-за твоего психического состояния и потому, что я не была твоей кровной родственницей… Я не стала настаивать. Вероятно, мне не хватило мужества…

Захваченная воспоминаниями, закрыв лицо морщинистыми руками, старушка закончила свой рассказ. Когда она открыла лицо, то увидела перед собой пустой стул.

Уже в автомобиле Натан бросил последний взгляд на серую башню и прошептал:

— Спасибо, Жанна… Спасибо.

И помчался дальше, к туманам своего детства.

Он остановился у первой телефонной кабины, чтобы найти адрес учреждения, в котором его когда-то держали, молясь, чтобы оно еще существовало. Сделав несколько телефонных звонков, он решил эту проблему и договорился о встрече с директором учреждения, профессором Пьером Казаресом, сославшись на те же причины, что и в начальной школе Ольер. Он вспоминал каждое слово, сказанное Жанной Мюрно, и признавал очевидное: она, вероятно, была единственным существом, которое его когда-либо любило. Почему ей отказали в посещении? Какие тайны хранила эта клиника? Скоро он все узнает.

Психиатрическая клиника Люсьен-Вейнберг появилась на повороте. В золотом свете солнца, лившемся с горизонта, бетонный куб, нависавший над морем, казался таким же холодным, как айсберг, затерянный в безграничности голубого и гладкого неба.

Входная дверь была снабжена кодовым замком и то, что он вначале принял за само здание, оказалось его оградой, что свидетельствовало об усиленной охране. Натан представился через переговорное устройство и подождал, пока откроются раздвижные двери. На другой стороне шлюза, в пустом белоснежном холле его ожидал молодой человек.

Натан позволил ему подойти поближе, чтобы разглядеть. Около сорока, румяное лицо, короткие каштановые волосы и чисто выбритая кожа придавала ему вид воскового персонажа.

— Профессор Казарес?

— Нет, я доктор Клавель, профессор отлучился, я приму вас вместо него.

Они прошли по пустынному коридору, который, казалось, огибал учреждение, и поднялись по лестнице на верхний этаж. В конце второго коридора мужчина открыл дверь кабинета.

— Хотите кофе?

— С удовольствием.

— Располагайтесь, я приду через секунду.

Натан осмотрелся. Это была просторная комната. В книжных шкафах стояли книги на французском и английском языках по детской психиатрии, аутизму, домашнему насилию… Несколько посредственных картин украшали свободные стены. Натан подошел к большому окну, отодвинул непрозрачную занавеску и увидел квадратный заасфальтированный двор, заполненный маленькими странными существами. Дети были почти неподвижны. У некоторых на голове были защитные шлемы. Кто-то вытянулся на теплой земле, кто-то раскачивался или чесался как ненормальный. У всех были широко открыты рты. Но больше всего Натана поразила тишина. Тоскливая дрожь пробежала по его телу.

— Сахар? — Клавель стоял позади него с чашками кофе.

— Нет, спасибо… Чем они страдают? — Натан кивнул на детей.

— В основной части шизофренией, различными психозами… Мы также занимаемся аутистами.

— У них есть шанс вылечиться?

— В том, что касается аутистов, я отвечу отрицательно, их состояние может улучшиться, но большая часть останется в таком состоянии до конца своих дней. У других действительно есть некоторые шансы на выздоровление, но они ничтожны, некоторые настолько больны или жестоки, что даже не могут выйти из комнаты. Садитесь, прошу вас.

Натан сел напротив Клавеля.

— Так вы хотели видеть доктора Казареса? — спросил врач.

— Я уполномочен бюро генеалогии, дело о наследовании… Я разыскиваю ребенка, который был принят в ваш центр в 1979 году. Его имя Жюльен Мартель.

— Надо справиться в наших архивах, но боюсь, в отсутствие профессора это невозможно.

— Я приехал из Парижа, профессор был в курсе. Вы уверены, что он не оставил никаких указаний?

— К сожалению, нет, должно быть, он забыл о встрече… Между нами, он уже немолод…

Клавель внимательно посмотрел на Натана и спросил:

— Какие именно сведения вас интересуют?

— Мне нужно знать, сколько времени этот ребенок оставался здесь и куда он делся потом…

— Это конфиденциальные данные… Я понимаю, что вы приехали издалека… но я действительно не могу без разрешения передать вам документы этого пациента.