– Ты недоволен?

– Ничего ты не поняла: «Дубль» не просто параллельный мир, он таков, каковы мы в действительности… Если игра завершится, зло заполонит улицы – никто не спасется.

Мила не знала, стоит ли принимать на веру апокалиптические видения Паскаля.

– И одно из последствий коснется непосредственно тебя, – продолжал тот. – Если время «Запредела» кончится, придет конец и твоей дочери.

Мила не предвидела того, что игра может прерваться по причине, не зависящей от воли игроков. И что тогда будет с Алисой? Где найдет она сведения о том, как ее освободить? Новый страх овладел ею.

– Сколько времени осталось?

– Не знаю, но наверняка немного. Ты должна выручить девочку до того, как это случится, или никогда больше ее не увидишь.

Внезапно впав в отчаяние, бывшая сотрудница Лимба попыталась подняться. Но мужчина быстро натянул горнолыжную маску, подошел к ней и уложил обратно.

– Ты ничего не сможешь сделать в таком состоянии, – проговорил он сурово. – Хватит доверяться инстинкту, подумай головой, черт возьми.

– Я не могу ждать… Алиса не может, – бормотала Мила, но все плыло у нее перед глазами, и никак не получалось встать.

– Можешь, и еще как! – возразил Паскаль. – Ты должна набраться сил, ведь для этой игры требуется острый ум.

– Я ей обещала привезти индийской еды на ужин и что мы найдем ее кошечку, которая потерялась…

– У меня на кошек аллергия, – буркнул Паскаль.

– Знаю. – Мила еще помнила их первую поездку на машине, он тогда все время чихал из-за шерсти Финци.

– Ты нашла значимые элементы в последней сцене? – спросил он.

Мила перебрала в памяти бар в речном порту, черную мать, отца своей дочери.

– Изумрудная змея, – с уверенностью отвечала она.

– И все? – изумился Паскаль.

– Она была нарисована на карте Таро, а на других картах были лица пропавших без вести.

– Ладно: завтра поищешь смысл этой змеи и ее связь с преступлением, которое нужно раскрыть. – Паскаль снова протянул ей таблетку ниацина.

На этот раз Мила безропотно взяла ее и проглотила.

– Когда я проснусь, тебя здесь не будет, верно? – спросила она, хотя уже знала ответ.

– Помнишь, мы говорили недавно о том, чтобы повернуть время вспять; может быть, я сделал бы это только затем, чтобы положить всему конец.

– Хочешь сказать, что совершил бы самоубийство?

– Хочу сказать, что наступает момент, когда ты теряешь все и нет уже никакого смысла идти вперед. Самоубийство совершают не от боли, к ней можно привыкнуть. Его совершают, когда не видят перед собой цели. Сейчас она у меня есть, но она не должна была бы быть моей целью, а главное, не я ее выбирал.

Мила не могла уразуметь, что он имеет в виду, но лекарство начинало действовать, и она себя чувствовала слишком расслабленной, чтобы углубляться в эту проблему.

– Я видела в «Запределе» ребенка, – произнесла Мила, пока ее веки еще не совсем сомкнулись. – Тебе не кажется, что детям не место в аду?

Она заметила, что Паскаль отпрянул.

– Какого ребенка ты видела?

– В красной футболке; он пытался меня предостеречь. Я тебе о нем уже говорила, но раньше это был только голос… на этот раз он появился сам.

Призрак отнесся к ней по-дружески среди стольких теней, и его футболка была того же цвета, что и горнолыжная маска Паскаля.

– Забудь о ребенке, – предупредил тот. – Не обращай на него внимания.

Следуй за ним.

– Но ведь он знал, что ты придешь за мной… Это знак, – проговорила она уже заплетающимся языком, чувствуя, как смыкаются веки.

Человек в красной горнолыжной маске встал на колени, заглянул ей в глаза.

– Вы еще насладитесь индийской кухней и найдете ту проклятую кошку… Но если хочешь увидеть свою дочь живой и здоровой, не верь никому.

Мила почувствовала, что засыпает.

– Даже тебе? – успела она спросить.

– У нас у всех есть аватар в реальном мире, – ответил Паскаль.

20

Пробуждение было резким, внезапным.

Мила оглядела комнату: Паскаль исчез. Оранжевые солнечные лучи просачивались в дверь и между потолочными балками. Первым делом Мила подумала, что Алиса вторую ночь провела вдали от нее, неизвестно где, в качестве пленницы.

Дождь перестал, запели птицы. В ушах у Милы до сих пор отдавалась последняя фраза человека с закрытым лицом.

«У нас у всех есть аватар в реальном мире».

Что он хотел сказать? В этом нет смысла.

Мила приподнялась, села на кровати; голова по-прежнему кружилась, все тело ныло, и она поняла, что сон не помог восстановить силы.

Надела ветровку, натянула на голову капюшон фуфайки и вышла из сгоревшего дома.

Сейчас, на заре, за городом не было ни души.

Мила пошла вдоль пустынной дороги. После обильных дождей воздух благоухал. Прогулка могла быть приятной, если бы в уме не теснились мрачные мысли. Пройдя пару километров, Мила заметила обгонявший ее фургон. Остановила его, попросила подвезти: водитель как раз направлялся в город.

Во время всего пути в памяти то и дело всплывали черная мать, отец ее дочери, вырезающий что-то из кости, и Алиса, умирающая в колыбели. И еще слова ее друга в горнолыжной маске, его призыв никому не доверять и странные речи о том, как мало остается времени. Вирус разрушает пространство «Запредела», но у Милы сложилось впечатление, будто в жизни Паскаля произошло нечто, столь же пагубное.

«Тебе наверняка приходилось думать, что бы ты сделала, если бы могла повернуть время вспять…»

Об этом думают все, без исключения. Ошибки прошлого – злоба нынешнего дня. Все обращаются к старым временам и приписывают свои невзгоды выбору, сделанному давно и непоправимо. Но это лишь алиби, предлог, чтобы ошибаться снова.

В городе Мила попросила высадить ее возле станции метро. Поехала в сторону Управления, надеясь, что Саймон Бериш уже на службе.

Вошла через черный вход, воспользовавшись тем, что уборщицы сдают смену. Она скинула капюшон с головы, но в сутолоке, всегда наступающей в понедельник утром, никто ее не заметил, и она без помех добралась до Лимба.

Переступив порог Зала Затерянных Шагов, сразу увидела Бериша, спавшего на стуле. Он тотчас проснулся.

– С тобой все в порядке? – спросил он взволнованно, устремляясь к ней навстречу. – Я вернулся на виллу и увидел труп Свистуна.

– Ты был прав, – только и сказала Мила, схватившись за голову. – Я вела себя как дура. Но теперь должна рассказать тебе тысячу вещей.