– Чертовщина! Что ты там наговорил, дружище? – он сел на стул, который Инна оставила рядом.

– Я, правда, не могу рассказать, прости, – я примирительно пожал плечами.

Лёня посидел несколько минут в молчании, переваривая новую информацию.

– Как ты? Дело на поправку? – в голосе друга чувствовалась растерянность, но тем не менее я оставался ему небезразличным человеком.

– Постепенно, но процесс будет небыстрым, – мы снова погрузились в молчание. – Как у вас с Машей?

Лёня как-то странно посмотрел на меня, словно вопрос был максимально неуместным, особенно с учетом цели его визита, тем не менее он ответил:

– Все хорошо, она мне, действительно, нравится, – его взгляд вдруг сделался жестким. – Если ты как-то впутал ее в свое дело, Дань, я не знаю, чью сторону выберу. Есть вероятность, что не твою.

Я кивнул, в конечном итоге, Лёня не знал сути вопроса, поэтому пока невольно выбрал сторону агрессора. Что бы ни произошло между мной и Машей, ее отец не имел права так поступать со мной. И, тем более, с Инной.

В очередную нашу паузу, в палату впорхнула Инна.

– Лёня! – она побежала и крепко обняла его. – Привет! Не ожидала тебя увидеть, как ты?

С Инной он был более разговорчивым и приветливым, что сильно опечалило меня: я не хотел терять друга, особенно из-за Маши. Конечно, со временем он все узнает, что сделал Машин отец со мной, но пока мне досталось лишь холодное участие и упреки от Лёни.

Мы все немного поболтали, после чего друг распрощался и вышел, а мы с Инной начали утреннюю гимнастику, а потом принесли в палату завтрак. День снова был знойным и душным, зато теперь Инна обтирала меня прохладной водой так часто, как мне хотелось.

– Дмитрий Романович говорит, что есть улучшения, – вдруг сказала Инна. Она не очень любила распространяться про свою болезнь. – Он пока не называет это ремиссией, нужно еще закончить курс одного лекарства, он делает на него большие ставки. Оно уже протестировано, но широко не применяется, там есть побочки серьезные. Но он уже неделю дает мне, и пока все в порядке, главное, что я под наблюдением.

– Здорово! – я был так рад, что дела у Инны пошли на улучшение.

После приступа на стройке у отца Маши ее снова реанимировали, доставая практически с того света. Она рассказала мне об этом не сразу, лишь когда сама морально настроилась на мою неадекватную реакцию. В любом случае все было позади: мы были в безопасности, а виновник, как я надеялся, будет наказан.

Инна сходила в коридор и принесла кружку горячей воды, потом заварила свой мятно-клубничный чай и поставила на тумбочку остудить.

– Почти кончается, – с досадой сказала Инна, закрывая упаковку чая.

– Мне он очень нравится, сразу переносит меня в день нашего первого свидания, – я взял ее за руку, а она наклонилась и быстро поцеловала меня.

После обеда меня отвезли в перевязочную, где, как я думал, мне заменят повязку на лице, однако, там стоял Юрий Сергеевич.

– Так, Даня, сейчас едем на рентген и будем убирать повязку. Если все нормально, переведем тебя на обычную еду.

– Ого! Это же отлично! – я и сам не верил своему счастью: наконец-то я смогу нормально говорить и питаться.

Рентген показал полное сращение костей, доктор дал мне рекомендации по еде:

– Жуй очень осторожно, широко пока рот не открывай. Трубочкой можешь пользоваться, если тяжело будет первое время.

Когда меня вернули в палату, Инна воскликнула от восторга. Она подбежала и расцеловала меня в заросшие самой настоящей бородой щеки, сильно смутив этим медсестру.

Первым делом я попросил Инну дать мне зеркало, бритву, тазик с водой и мылом.

– А мне нравится твоя борода, – запротестовала она. – Может, денек так побудешь?

– Ну, уж нет! – я был непреклонен. – Неси все скорее, это невыносимо!

В итоге Инна сама взялась меня брить, выделывая на моем лице какие-то нелепые образы – от старины Хемингуэя еще до бритья, просто нанеся мыло на бороду – а-ля Дед Мороз, до Че Гевары и Сальвадора Дали. При этом она находила в интернете фотографии и покатывалась со смеху, воплотив новый образ с максимальной точностью. Завершением, конечно, стали усики Гитлера, Инна зачесала набок мои сальные волосы и не могла остановить приступ истерического смеха, наверное, минут десять. В конце концов, я забрал у нее бритву и прекратил эту вакханалию, сбрив над губой и растрепав волосы, которые тоже, наконец, вымыл.

На следующий день зашел лейтенант Смирнов, как обычно, постучав в дверь палаты, хотя она была почти нараспашку. Инна сидела рядом и встала, когда Сергей подошел.

– Сидите-сидите, Инна Дмитриевна, – он сопроводил слова соответствующим жестом. – Приветствую вас.

Мы тоже поздоровались, лейтенант обошел кровать с другой стороны и встал напротив нас.

– Я пришел сообщить, что мы провели допрос Марии Свиридовой. С ней как раз приехал отец. Павел Свиридов устроил разнос в отделе, – Сергей по-детски округлил глаза, вероятно, вспоминая как это было. – Дело переквалифицировано в умышленное причинение вреда, Свиридову Павлу Олеговичу выдвинуты обвинения по статье 33 частям 1 и 3 и статье 111 части 1.

– А что это за статьи? – робко спросила Инна.

– Если вкратце, статья 111 – умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, статья 33 – соучастие или организация преступления, – он достал папку из портфеля и начал листать. – Я позднее дам вам ознакомиться с материалами более детально. Павел Олегович пока находится под стражей, скорее всего, его отпустят под подписку о невыезде. Проводим его допрос, чтобы узнать о соучастниках и мотивах. Пока он все отрицает.

– А если он так и будет отрицать? – я вдруг испугался, что ничего не получится, и он уйдет от наказания.

– У нас есть доказательства, хоть момент нападения не запечатлен, но выкрутиться ему будет сложно, – лейтенант разложил на кровати снимки, на которых были изображены Павел Олегович и трое здоровых мужчин, все одеты в черное, головы опущены. Лейтенант начал раскладывать фото по хронологии. Вот отец Маши выходит из своей машины, сверху наклейка – воскресенье, 17:10. Далее – фото, где он встречается с двумя амбалами, время – 17:33, видимо, третий был на подходе. Они едва попали в камеру видеонаблюдения. Следующее фото – идут в сторону магазина, время – 17:38. И снова на фото они в самом дальнем углу. Они двигались внутренними дворами, но пересекая дороги, попадались в объективы камер магазинов и банков. Потом большой разрыв во времени, 18:42 – отец Маши идет один, в сторону Верхневолжский набережной, видно, что его походка спокойна, нетороплива. Амбалы ушли в другую сторону по одному, в 18:47 они попали в объективы камер на площади