– Это похоже на поездку в открытом экипаже в Нью-Йорке зимой, когда все закутываются в одеяла. Папа и мама приезжали навестить меня в мой первый Новый год в Нью-Йорке, и мы катались по городу в такой карете. Это одно из моих любимых воспоминаний, – сказала она.

– Разве вы с Перси этого не делали?

Она покачала головой.

– Нет, лимузины он любил больше, чем поездки в экипаже, а шумные вечеринки предпочитал всему остальному. Он оказался не таким уж романтиком, по крайней мере, со мной. Возможно, со своей нынешней подружкой он ведет себя по-другому.

– Он идиот, – прорычал Рик, останавливаясь в хвосте очереди из других машин у палатки с мороженым. – В большом городе много лотков со снежными рожками?

– Только не в той части города, где я жила. С тех пор как я уехала из Блума в колледж, мне ни разу не довелось отведать такого рожка, – ответила она. – Поэтому я хочу большой, и еще пусть добавят полоску лайма к трем другим вкусам. А ты какой возьмешь?

– Такой же, как ты. Звучит аппетитно, – ответил он. – Я чувствую себя малышом всякий раз, когда мне достается снежный рожок. – Очередь продвигалась, но перед ними оставались еще две машины.

– Я тоже, – сказала она, но мыслями унеслась к безымянной могилке. Эта девочка никогда не вырастет, не полакомится рожком, не будет танцевать на выпускном вечере или собирать горох в саду. Она никогда не заплачет и не засмеется, не вытащит свой первый молочный зуб.

– У меня была дочь, – выпалила она.

Рик потянулся через консоль и взял ее руку в свою.

– Твой муж получил опеку?

Она отрицательно покачала головой.

– Он ушел, когда узнал, что я беременна, и не хотел иметь с ней ничего общего.

– Где же она? – спросил Рик.

Дженни Сью стало трудно дышать, словно на грудь положили булыжник. Может, сейчас не время рассказывать Рику? Может, лучшего времени, чем никогда, и не подберешь? Но пресловутое шило уже вырвалось из мешка.

– Она родилась мертвой. Мама и папа привезли ее в Блум, чтобы похоронить, – прошептала она.

– Как? Что? – пробормотал он.

– Видимо, имея достаточно денег, секреты можно сохранить даже в Блуме, – сказала она.

– Ты была на кладбище? – спросил он.

Она подняла вверх два пальца.

– Дважды. В первый раз я не смогла даже выйти из машины. Второй была в тот день, когда мы чуть не столкнулись на перекрестке. Я чувствую себя ужасно виноватой, ведь на ее могиле даже нет камня. Как будто я стыжусь ее. Когда мы купим рожки, может быть, ты просто отвезешь меня домой?

– У меня есть идея получше. – Он наконец подъехал к окошку и сделал заказ.

– Интересно, какая?

– Поедем вместе на кладбище. Посидим рядом с ней, и ты расскажешь мне, как она выглядела, – сказал он.

Вот уже второй раз за эту неделю она онемела от изумления. Меньше всего она ожидала услышать от него такое.

– Ты уверен? – спросила она.

Он протянул ей первый рожок, полученный из окошка.

– Конечно. Тебе нужно поговорить о ней, а я готов слушать.

– Даже не знаю, что бы я ей сказала.

– Не ей. – Он взял свой рожок и отпустил ее руку. – А о ней. Я никогда не нахожу слов для мамы или отца, когда навещаю их могилы, но говорить о них – совсем другое дело.

Кованый железный забор окружал кладбище Блума, по большей части затененное огромными дубами, растущими среди могил. Рик заехал в ворота и спустился по первой узкой дороге, которая разделяла участки.

– Куда теперь?

– Налево. – Она показала. – Прямо к могилам Бейкеров.

– Как ее зовут? – спросил он, паркуя автомобиль.

– Эмили Грейс. – С рожком в руке она подошла к фамильному участку и села на траву.

Рик устроился рядом и обнял ее за плечи.

– Сколько она весила?

– Целых восемь фунтов.

– Она названа в честь кого-то? – спросил он.

– Нет, я просто подумала, что имя звучит красиво и по-южному. Я представляла ее в розовом кружевном платьице и чепчике на ее первую Пасху. У нее были черные как смоль волосы и маленькое круглое личико с щечками, созданными для поцелуев. Мне дали подержать ее на руках в течение часа, а потом забрали. Я отправила с мамой платье, в котором собиралась отвезти малышку домой, но даже не знаю, в нем ли ее положили в гроб. У меня развилась какая-то страшная инфекция, и пришлось целую неделю проваляться в больнице. К тому времени как я вернулась домой одна, ее уже похоронили. – Дженни Сью с трудом сглотнула, но комок так и стоял в горле.

Рик придвинулся ближе и притянул ее к себе. Она положила голову ему на плечо и дала волю слезам.

– Я просто позволила папе и маме взять на себя все хлопоты, а сама с головой ушла в учебу. Мама сказала, что никто ничего не должен знать, иначе это может разрушить мои шансы найти другого мужа.

Он погладил ее по спине.

– Не уверен, что понимаю эту логику, но твоя мать думает иначе, чем я.

– Кажется, все это было много лет назад, – сказала она.

– Это чудо, что ты вообще сохранила рассудок. Теперь мы будем приезжать сюда каждую неделю и приносить цветы на ее могилу. Она никогда не будет забыта, – пообещал он.

Дженни Сью кивнула в знак согласия.

– Когда-нибудь здесь появится и надгробный камень с ее именем.

Зазвонил его телефон, и, не отпуская ее, Рик вытащил трубку из кармана.

– Извини, – сказал он Дженни Сью, прежде чем ответить на звонок. – Алло? Я сейчас очень занят, Крикет.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он произнес:

– Ты абсолютно уверена?

Убрав телефон обратно в карман, он обнял Дженни Сью и прижал к себе так крепко, что она едва не задохнулась.

– Все в порядке? – спросила она.

– Нет, не в порядке, и я не знаю, как тебе сказать, – прошептал он, уткнувшись губами в ее волосы. – О, Дженни Сью, мне так жаль.

– Что-то с Крикет? Она упала на больную лодыжку? – Дженни Сью вырвалась из его рук.

Он отрицательно покачал головой.

– Выкладывай, – потребовала она.

– Самолет твоего отца разбился примерно в миле от взлетной полосы.

– Кто-нибудь пострадал? – Сердце бешено заколотилось, и она вспомнила, что сегодня четверг. Родители улетели в Вегас тем утром.

– Твои родители были в самолете. Мне очень жаль. – Его голос дрогнул.

– Где же они? Куда их забрали? Ты отвезешь меня в больницу? – Слова сами рвались наружу.