Он схватил её и прижал к груди.

– Нок! Ты что здесь делаешь?

Нок твёрдо решила навсегда убежать из своей семьи, но теперь, обнимая отца, поняла, что не хочет его отпускать.

– Мы безумно за тебя волновались! – сказал он.

На самом деле он выглядел больным. Одежда его была вся измята и застёгнута не на те пуговицы, а под глазами залегли тени. Очки сидели у него на носу криво, но он не пытался их поправить. Он отодвинул Нок на расстояние вытянутой руки.

– Что такое? Что с твоим лицом?

Нок прикоснулась к царапинам, которые она получила, когда стражники втаскивали её в хлев.

– Ерунда, папочка. Царапины.

Он снова крепко её прижал к себе, словно боялся, что она убежит.

– Нам сказали, что ты ни разу не пришла в школу в Танабури. Мы узнали, что ты занималась в фехтовальной школе, но тренер сказал, что вчера ты уехала. Где же ты была?

– О, папочка, – прошептала Нок и закрыла глаза.

– Радость моя, мне можно рассказать, – произнёс он, убирая волосы с её лица. – Что бы это ни было, мне можно рассказать.

– Я… я наделала ошибок, – сказала Нок.

Голос её дрожал, когда она отводила левую руку от груди. Она отодвинула рукав и показала отцу татуировку, которая теперь проявилась на поверхности покрытого шрамами запястья.

– Думаю, что мы оба их наделали, да?

Её отец ахнул и обеими руками схватил её за руку. Пальцами он провёл по татуировке:

– Но… как же?

– Я ходила к Правителю, – она указала на буквы чёрного цвета. – Своей силой он это сделал.

Рот её отца скривился, и он с презрением посмотрел через плечо на Западную сторону.

– Да как он посмел! – произнёс отец сквозь стиснутые зубы. – И он… он всё тебе рассказал?

Нок кивнула.

– Да, всё, – прошептала она. – Прости.

– Простить? – отец Нок ладонями обнял её лицо. – Нок, за что ты просишь прощения?

Слёзы заполнили глаза Нок и побежали вниз, намочив пальцы её отца.

– Я просто… я думала, что я всё испортила.

Уполномоченный Сивапан притянул к себе дочь и обнял её.

– О, дорогая моя, ты ничего не испортила. Ты совершенная, такая совершенная, ты знаешь? Когда ты родилась и я тебя увидел, первой моей мыслью было: она совершенство.

– Нет, вовсе нет, – плача, сказала Нок. – Я пыталась, но не смогла.

Отец обнимал Нок за плечи. Его щёки были мокры от слёз.

– Для меня – да, – твёрдо сказал он. – Однако ты права. Я совершал ошибки. Много ошибок. Но ты к ним не относишься. Сейчас я понял, что самая большая моя ошибка в том, что я скрыл от тебя правду.

Глядя вниз, он медленно выдохнул.

– Много лет назад, когда я был адвокатом, у меня была связь с женщиной, которая работала в кафе как раз под моей конторой. Это было неправильно, и этим я почти разрушил свою семью.

Он быстро поднял глаза на Нок.

– Уверен, что ты стыдишься меня. Ты имеешь на это все законные права, но ты не должна стыдиться её. Она была хорошей женщиной с добрым сердцем.

Нок покачала головой.

– Она была преступницей. Воровкой.

– Она боролась, – ответил её отец. – И у неё не было семьи, которая могла бы ей помочь. Она очень много работала, но этого было мало. Однажды клиент забыл в кафе свой бумажник, и она его взяла. Думаю, она была слишком гордой, чтобы попросить денег у меня.

Он наклонил голову и плечом попытался поправить очки, но они по-прежнему сидели криво.

– Её арестовали и поместили в Намвон. Когда я наконец узнал, куда её отправили, я умолял Правителя её отпустить, но он отказался. Вот как получилось, что ты там родилась.

– А она умерла, – прошептала Нок.

Её отец печально кивнул.

– Правитель разрешил тебя забрать при условии, что я стану начальником этой тюрьмы. Конечно, я сказал «да» – я бы сделал всё, что он бы попросил, если бы это означало, что ты будешь со мной.

Он взял руку Нок и погладил татуировку.

– Я никогда не жалел о том, что ты родилась. Я только жалел о том, как всё вышло. И мне не следовало лгать тебе о том, кто ты есть.

– Но ты сделал это ради мамы, – сказала Нок, затем она поправилась: – Я хочу сказать, для своей жены.

– Она тебе мама, и она любит тебя больше, чем ты можешь себе представить.

Отец Нок на мгновение закрыл глаза.

– Я сильно её обидел, но это моя вина, а не твоя. Каким-то образом она смогла меня простить. Когда ты родилась, она сразу захотела тебя удочерить. С того самого момента она полюбила тебя как собственного ребёнка. Вот сейчас она повела людей тебя искать. Она поехала в Танабури. Когда она узнала, что тебя там нет, она была вне себя от беспокойства.

– Но наша репутация… репутация семьи…

Её отец вздохнул и оглянулся на ровные ряды тиковых домов на Западной стороне.

– Твоя мама старалась сделать для своих детей всё, что можно. Она попала в ловушку тех правил, по которым мы живём. Мы все в неё попали.

Он ещё раз попытался поправить очки, затем разочарованно снял их и сунул в карман рубашки. Не загороженные мутным стеклом, его глаза казались яркими. Слёзы сделали их чище.

– Эти правила неверны, Нок. И мы не должны принимать их как извинение для того, чтобы не делать то, что нужно. Мы тебя любим, и мы тобой гордимся. Это всё, что имеет значение.

Нок всхлипнула. Отец крепко её прижал, и она зарылась лицом в его рубашку. Он пах так же, как их кухня, как её мама, как её сёстры и как он сам, все вместе. У неё возникло странное желание заснуть прямо здесь, чтобы он мог взять её на руки, как делал раньше, когда она была маленькой, и отнести её домой и уложить в кровать. Щека Нок надавила на карман папиной рубашки, и очки его хрустнули. Они оба фыркнули и засмеялись, когда он достал очки и протёр их о свою – теперь сырую – рубашку.

– Старые очки. Мне надо было…

Он надел их и замер.

Нок проследила направление его взгляда и отметила, что вокруг стало намного больше народу.

– Нам есть о чём поговорить, Нок, но сейчас не время, – тихо сказал её отец. – Надо, чтобы ты сейчас же пошла домой и там дожидалась меня. Здесь тебе небезопасно.

Внезапно Нок вспомнила, зачем она вернулась в Чаттану. Рукавом она вытерла лицо.

– Папа, мне надо кое-что тебе сказать. Сегодня на мосту будет марш. Он планировался как мирный, но Правитель хочет вмешаться. Он собирается всех арестовать.

Её отец в изумлении отстранился.

– Откуда ты знаешь?