– Какую?

– Это сюрприз. Может, пропустишь одно занятие?

– Знать бы, ради чего жертвовать акваджоггингом. Макс, может, ты приоткроешь завесу над тем, что придумал на этот раз?

– Ладно, приоткрою. Поскольку у нас есть одна общая страсть – машины, я хочу пригласить тебя в картинг-клуб. Хочешь почувствовать себя участницей «Формулы-1»?

– Нет, бег в глубокой воде интересней, – капризничала я.

– Странно, я думал, ты будешь в восторге от моего предложения. Адреналин, спортивный азарт… Ну, да, я вспомнил, ты за рулем так осторожна! А знаешь, на картинге можно безнаказанно, а главное, совершенно безопасно для здоровья погонять на повышенных скоростях! Ну, соглашайся! К тому же нам есть о чем поболтать.

В конце концов я согласилась, но очень скоро об этом пожалела. Картодром – не самое лучшее место для того, чтобы назначать там свидания. Вокруг стоял такой шум, что мы совершенно не имели возможности нормально общаться. Начался заезд с новыми участниками. Макс, как мальчишка, радовался тому, что сидит за рулем гоночного болида. Он постоянно выкрикивал какие-то междометия, изумляя меня своей непосредственностью, и, наверное, адреналин в его крови зашкаливал за критическую отметку. Что касается меня, то я не стала изображать из себя крутую гонщицу, а примкнула к отряду болельщиков.

Мы уже сидели в кафе при картинг-клубе, а у меня все еще стоял в ушах невообразимый шум и ор гонщиков. Кафешка оказалась третьесортной, причем с одним-единственным залом для курящих. Папки с меню и пепельницы на столах были только для избранных. Гаврилов с трудом отловил коротко стриженную тощую официантку, похожую на девочку-подростка, которая металась с подносом между столиками, и получил пепельницу. Меню соотносилось с качеством сервиса – хот-дог, картофель фри и еще несколько таких же затасканных блюд. Оно меня окончательно разочаровало. А Макс все еще пребывал в полном восторге от выигранного заезда и не замечал, что я не разделяю его радости.

– Полина, я закажу себе три хот-дога. Мне родители всегда запрещали их есть. Теперь я могу сказать, что сбылась мечта идиота. А что будешь заказывать ты?

– Ничего.

– Почему?

– Мы можем прямо сейчас уйти из этой курилки?

Вместо ответа Гаврилов потушил свою сигарету, наивно полагая, что воздух от этого сразу станет чище. Вскоре у меня закралось подозрение, что он привел меня в это непрезентабельное место, чтобы сыграть на контрасте. Сначала были горы пирожных и бельгийские шоколадные конфеты – теперь холодная картошка фри на бумажной тарелке и салат «Оливье» в пластиковом контейнере. Я хотела взбрыкнуть, но потом вспомнила об Алинке, которой сейчас тоже приходилось не сладко. Наверняка она проклинает меня последними словами, а новоприобретенный комплект для фитнеса ее уже не радует. Интересно, она хоть какие-нибудь асаны смогла выполнить или ей до третьей ступени йоги далеко, как до Парижа?

– Нет, если тебе здесь совсем не нравится, то мы можем уйти, – сказал Макс, наконец заметив, что я не в настроении.

– Ладно, остаемся. Мне вот это, это и это, – я тыкнула пальчиком в меню и уставилась в окно, думая о том, что я, возможно, нахожусь в более благоприятной ситуации, чем моя любимая подружка.

– Полина, а я могу тебя порадовать, – решил подбодрить меня Гаврилов. – Нашелся человечек, который подобающим образом преподнесет Федору Петровичу всю необходимую информацию о кандидате в Аллины мужья. Мне кажется, так будет лучше – сказать отцу, а не ей самой. Как-то щадяще. Папочка ее подготовит, да и мой человек к нему ближе, а не к ней.

Да уж порадовал, ничего не скажешь! Я сразу поняла, что речь идет о той самой секретарше, с которой Макс крутил амуры, еще будучи женатым на Алле. Меня такой вариант совершенно не устраивал, тем более что в этот самый момент Нечаева изо всех сил напрягалась для того, чтобы сблизиться с Пилявской и из чувства женской солидарности рассказать ей о внебрачном сыне Барсукова.

– Максим, я благодарна тебе за то, что ты принимаешь такое участие в этом деле, но я как-нибудь справлюсь с этим сама.

– Да отчего же? Мне совсем не сложно. Ты только назови имя и фамилию той женщины, что родила от Барсукова сына, и можешь ни о чем дальше не беспокоиться.

– Ты хочешь, чтобы я сказала тебе, кто моя клиентка?

– Да какая она клиентка? – усмехнулся Макс. – Ты же сама призналась, что ей платить тебе нечем.

– Это не имеет значения. Я решаю ее вопросы, значит, она моя клиентка. Кстати, а кому ты хочешь поручить передачу информации?

Гаврилов инстинктивно достал из кармана пачку сигарет, помял ее в руках, убрал обратно, после чего выдал с натужной улыбкой:

– Видишь ли, Полина, я не могу тебе этого сказать. Да и так ли это важно для тебя?

– Максим, а ты слышал такую пословицу – скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто мой? – я саркастически улыбнулась.

– Мне кажется, в первоначальном варианте она звучит иначе. Это ты сама переделала?

– Какая разница! Важен смысл, который я в него вложила. Как говорится, откровенность за откровенность. Однажды мы уже играли с тобой в эту игру, и очень успешно.

– Полина, ну зачем ты все усложняешь! Хотя я знаю, в чем дело…

– Ну и в чем же?

– Ты – искательница приключений. Тебе скучно жить без каких бы то ни было проблем, вот ты и играешь в крутую чувиху!

– Что? Как ты меня назвал? – взъярилась я и швырнула в Макса скомканную салфетку.

– Крутая чувиха, – повторил Гаврилов. – Не нравится?

– Ну, если я крутая чувиха, то ты – шеф гробовщиков и могильщиков.

– Не отрицаю, – сказал Макс и с аппетитом откусил хот-дог. – Тебя это напрягает?

– Не так чтобы очень, но есть профессии и повеселее.

– Например, твоя?

– Вообще-то, у меня юридическое образование, и приключения я себе ищу по специальности.

– Значит, от моей дальнейшей помощи ты отказываешься?

– Выходит, что так, – сказала я и брезгливо откусила самсу.

Разговор дальше не клеился. Мы вышли из картинг-клуба, и каждый подошел к своей машине.

– Я тебе еще позвоню, – бросил мне Гаврилов на прощание.

Сев в «Мини-купер», я быстро покинула парковку. Мои волосы и одежда насквозь пропахли сигаретным дымом. Я ощущала этот противный запах даже в салоне машины, поэтому пришлось включить кондиционер. Он со своей задачей справился, но на душе остался неприятный осадок. У меня было стойкое ощущение, что Гаврилов хотел использовать меня для того, чтобы сыграть свою игру с Пилявскими. Аллочку он, видите ли, пожалел! Решил бросить правду-матку о Барсукове не ей, а отцу! Конечно, так будет удобней секретарше Федора Петровича. Может, он еще за эту новость зарплату ей повысит…

Приехав домой, я запихнула все шмотки в стиральную машину и встала под теплый душ. Но даже после водных процедур у меня осталось ощущение, что я вляпалась во что-то грязное и липкое, от чего не так-то просто отмыться.