Хотя быстро темнело, на такой риск Питер согласился бы пойти.

– Осада требует большого количества людей, – продолжил сержант. – Мы не можем позволить себе этого.

Вскоре рация вновь ожила.

– Ладно, не торчать же здесь всю ночь из-за этого кретина! – возмущенно объявил Истланд. – Ты с Даймондом входишь со стороны улицы. Занимайте квартиру на первом этаже и будьте готовы подняться, как только Ландина выкурят из берлоги и отделят от девочки. Ясно?

– Да, лейтенант, – произнес Стейн.

Питер еле сдержался, чтобы не выхватить у него рацию – хотелось крикнуть Истланду, чтобы тот не допустил перестрелки, но здравый смысл подсказывал, что его вмешательство ничего не изменит. Операцией руководил лейтенант, его люди на него смотрели, и он не позволит, чтобы ему давал советы какой-то англичанин. Успокаивали слова, что он намеревался отделить Ландина от Наоми.

Они со Стейном вернулись по улице к дому. Совсем стемнело, фасад был плохо освещен, и они еле различали ступени. Сержант запустил руку под куртку, явно нащупывая рукоять пистолета, без которого не мог обходиться, и попросил Даймонда толкнуть дверь. Она легко открылась.

Внутри царила тишина. Они оказались в холле перед пролетом лестницы. Справа находилась дверь квартиры, в которой им предстояло занять позицию. Даймонд взялся за ручку – он не смел надеяться, что и эта дверь окажется незапертой. Дверь не поддавалась. Один точный удар мог бы решить проблему, но переполошил бы весь дом.

К счастью, сержант Стейн запасся всем необходимым – при нем была пластмассовая полоска, известная у полицейских и взломщиков как незаменимое средство для отжимания защелки замка. Он действовал ею умело, дверь не устояла и открылась вовнутрь. Их окутал теплый воздух, отдающий запахом дешевых духов и тела. Бордель, подумал Питер, и эта мысль укрепилась, когда он услышал сонный, но нисколько не встревоженный женский голос:

– Эй, кто там? Сколько времени?

Скрипнул диван, женщина, пошевелившись, встала и, пошатнувшись, подошла к настольной лампе.

– Парни, вас что, не один, а двое? Двоих я сразу не принимаю. Извините, одному придется подождать. – Ее рука уже коснулась лампы.

– Оставь! – приказал Стейн.

– Какого черта…

Даймонд кинулся к ней и закрыл рот ладонью. Она вырывалась, и он обхватил ее за талию. На ней было что-то шелковое, рука скользила, потому что под материей ничего другого не было. Его короткое «Спокойно, мы из полиции» было не самым лучшим выбором, чтобы ободрить женщину ее профессии, но ничего другого в голову не пришло.

Стейн выразился вразумительнее:

– Пикнешь – угодишь за решетку. Мы пришли за тем типом, что живет наверху. Знаешь его?

Даймонд ослабил хватку.

– Ты о Фредерике? – Женщина спросила так громко, что оба полицейских замахали руками. И, сбавив тон, добавила: – Что он такого натворил?

– Ребенок с ним?

– Ребенок?

– Девочка.

Женщина колебалась:

– Несовершеннолетняя?

– Совсем маленькая, ребенок, вот такого роста, японка.

– Фредерик? У него никогда не работали малолетки. Совершенно уверена, он не связывается с детской проституцией. Я бы не стала работать на человека, который заставляет заниматься этим детей.

Даймонд не проронил ни слова, но почувствовал гулкие удары пульса в голове и внезапную сухость во рту. До этого момента ему не приходило в голову, что детская проституция может быть мотивом похищения Наоми. Теперь же приходилось учитывать и такую мерзкую возможность. Ландин явно зарабатывал сутенерством. Дай бог, чтобы женщина оказалась права: он знал границы дозволенного и не продавал клиентам детей.

– Слышала что-нибудь сверху? – спросил Стейн.

Она покачала головой.

– Вообще ничего?

– Отсюда не слышно, если там говорят.

– Но должно быть слышно, если ходят.

– Да, что-то такое…

– Вчера вечером?

– Вроде бы.

– Он находился один или с кем-то?

– Не могу сказать.

– Ты говорила с Ландином после вчерашнего дня?

– Нет.

– А сейчас он дома?

– Откуда мне знать? Я спала, пока вы не заявились. Вам кто-то дал ключ?

– Шла бы ты снова спать, – не слишком вежливо предложил сержант.

Он сообщил по рации лейтенанту, как обстоят дела в нижней квартире.

– Оставайтесь на месте, – приказал тот. – А жрицу любви отправь к нам. Она может оказать помощь.

– Слышала? – обратился сержант к укладывающейся на диван женщине. – Быстро одевайся, и на выход!

– И вот что, Стейн! – снова прозвучало из рации.

– Слушаю, лейтенант.

– Когда он выйдет, предоставь его нам. Сам быстро в квартиру искать девчонку.

Ворча, что не желает принимать участие в полицейской операции и в темноте ничего не может найти, проститутка тыкалась по квартире, собирая одежду. Даймонд едва ее замечал – он был в ужасе от того, что только что услышал. Минуту назад готов был уговаривать полицейских, чтобы те обошлись с Ландином мягче, ведь тогда осталась бы возможность получить от него информацию. Но если чудовищное предположение не вымысел, его самого придется удерживать, чтобы он не расправился с негодяем.

– Что ты копаешься? – спросил сержант у женщины. – Что потеряла?

– Косметичку с губной помадой и всем прочим.

– Шевели задом, выметайся!

Она послушалась.

Истланд собирался воспользоваться ею как приманкой. Ландин скорее откроет дверь женщине, которая на него работает, чем нью-йоркскому полицейскому. Над их головами скрипнули половые доски. Стейн немедленно сообщил об этом лейтенанту. До сих пор операции ничто не грозило: с фасада и с тыла люди расставлены и ждали приказа к штурму.

Даймонд тоже ждал, стараясь настроиться на то, что им со Стейном предстояло выполнить. Он должен верить, что в квартире наверху они найдут Наоми невредимой. Вспоминал, какой маленькой казалась в его ладони ее рука. Как правило, он не забывал, какие у людей глаза. Мог представить и ее, из-за болезни не очень выразительные. Но больше трогала память о прикосновении.

Они с сержантом заняли позицию у двери, приоткрыв ее, чтобы видеть коридор. Понимали, что заваруха начнется не сразу, и ждали еще минут двадцать, прежде чем начались события.

Послышался звук открываемой двери подъезда, затем шагов по плиткам пола в коридоре. Жрица любви прошла мимо своей квартиры и стала подниматься по лестнице, сапоги на кожаных подошвах – примета ее профессии – громко стучали по деревянным ступеням.