– Вы называете это наброском. Не поймите меня превратно, но мне это больше напоминает каракули. Что здесь нарисовано?

– Не знаю, – признался Питер. – Оригинал в два раза больше копии. – Он положил блокнот на стол сержанта.

– Вы считаете, это что-нибудь означает?

– Если рисовала Наоми, то да. У нее оригинальный взгляд на мир, но ее рисунки удивительно точны.

– Это карта?

– Не исключено.

– Если рисунок может чем-то помочь, необходимо этим воспользоваться, – кивнул сержант. – Что мы здесь имеем? Похоже на эстакаду, а эстакад в Нью-Йорке немного.

Питер посмотрел на коробку. Стейн предположил, что нарисован тянувшийся с юго-востока на северо-запад путепровод, пересекавший более мелкие дороги.

– Если так, то что это за квадрат?

– Наверное, автомобиль.

– Вид с высоты птичьего полета?

– Вероятно.

– А продолговатая форма примерно посередине?

Сержант на мгновение задумался:

– Вы сказали, что у девочки особенный взгляд на мир? Не исключено, что это вид на «Бьюик» снизу. Она нарисовала глушитель.

– Вид снизу?

Питер усомнился, что у девочки в возрасте Наоми достаточно технических познаний. И еще он считал, что у нее не хватит абстрактного воображения, чтобы изобразить местность в виде карты.

– Она рисует по памяти то, что видела. В Англии ехала в поезде, а потом точно изобразила, как выглядит спинка переднего сиденья, на которую смотрела во время поездки.

– Это принесло пользу расследованию?

– Напрямую – нет.

Сержант Стейн изогнул бровь, словно спрашивая, нужно ли тратить время, разгадывая каракули японки.

– То, что вы приняли за автомобиль, мне напоминает лезвие старомодной бритвы, – заметил Даймонд.

– Гм… – недоверчиво хмыкнул американец.

– Такой, какими пользовались прежде, чем изобрели одноразовые.

– Я помню лезвия для бритв. Но если это бритва, то мне трудно представить, что означает все остальное.

– Мне тоже.

– Простите, у меня дела.

Сержант ушел, оставив Даймонда разбираться с картинкой. Он повертел блокнот, надеясь, что поймет смысл рисунка, если посмотрит на него с другой стороны. Не было уверенности, что то, что он принял за верх, на самом деле верх. Коробку из-под пончиков можно поворачивать как угодно и разрисовывать с любого конца. Ничего нового в голову не приходило. Прямоугольник с любой точки обзора напоминал бритву. Образ засел в мозгу, и Питер не мог представить ничего иного.

Ближе к полудню явился лейтенант Истланд – тот самый офицер, который сравнил Даймонда с Винни-Пухом. Он вел расследование и сообщил, что есть прогресс в установлении личности убитой. Японская полиция проверила, кто проживал по указанному в паспорте адресу. Миссис Танака была разведена и жила одна. До прошлого ноября работала секретарем в Иокогамском университете.

– Секретарем? – удивился Питер. – Расплывчато. Термин может означать полномочного администратора или обычную машинистку.

– По моим сведениям, она работала на факультете естественных наук в команде сотрудников издательской системы, – ответил Истланд. – Что же до девочки…

– Лейтенант! – перебил его Даймонд. – Вот о ней я хочу вам кое-что рассказать. – Сейчас он попадет в неловкое положение, но ничего не поделаешь. – Я уверен, что Наоми не является дочерью миссис Танаки. Ее дочь умерла. Я обнаружил фотографию могилы. Той девочки, которая занесена в ее паспорт. – Он достал из кармана снимок и ждал, что его немедленно порвут на куски. Сокрытие улики не самый верный способ завоевать друзей и повлиять на людей.

– Откуда вы это взяли?

Даймонд объяснил и извинился.

– Почему показываете снимок теперь? – Истланд не вспылил. Сухопарый мужчина лет сорока, с тонкими губами, он тщательно взвешивал слова.

– Он может иметь отношение к делу.

– Вчера вечером вы об этом знали!

– Я рассмотрел его после того, как вы со мной побеседовали.

– И не захотелось продолжить?

– Причина не в этом.

– А в чем?

– В приоритете. Я хотел, чтобы не возникло никаких осложнений, механизм завертелся бы, и поиски Наоми начались. Не важно, кто она такая.

– Это все, что вы изъяли из бумажника?

– Да.

– Я могу вам верить?

– Разумеется.

– Знаете, кто вы такой?

– Знаю, кем меня считаете вы.

– Ну, раз мы оба все понимаем, будьте любезны, поделитесь со мной рисунком, который вы обсуждали с сержантом Стейном.

Сарказм не мог быть более язвительным, но лейтенант хотя бы признал, что Даймонд тоже внес вклад в их общее дело. Он снова вынул блокнот. Но, не желая предвосхищать возможные версии лейтенанта, упоминать о лезвии бритвы не стал.

– Вы верите, что это нарисовала девочка?

Даймонд объяснил, что он сделал копию. Истланд, хмурясь, рассматривал изображение.

– Ну и что это по-вашему? – спросил он.

– Мне кажется, маленький объект – лезвие бритвы.

– Исключено. В таком случае на чем оно лежит? На полке? Тогда мы в ванной, а полукруглая линия – граница раковины.

– Я об этом не думал.

– В ванной, примыкающей к комнате, где произошло убийство, такой же умывальник, но полка расположена под другим углом. Мне не приходилось видеть, чтобы полки вешали во всю ширину раковины. Впрочем, дети рисуют предметы с необычных точек зрения.

– Ей надо быть выше вас и меня, чтобы взглянуть на полку в таком ракурсе, – заметил Даймонд.

– Я же говорю, дети рисуют так, как хотят.

– Она скрупулезный художник.

– Полагаете, это важно?

– Учитывая, как мало мы знаем… – В сознании Питера что-то забрезжило, и он оборвал фразу на полуслове.

– Даже если это рисунок ванной, – продолжил лейтенант. – Даже если это лезвие бритвы, хотя я не помню, была ли там бритва. Что нам это дает?

Внезапно рисунок обрел для Даймонда смысл, и все встало на свои места.

– Это татуировка!

– Что?

– Лезвие бритвы – татуировка. Взгляните по-другому: то, что вы приняли за полку, человеческая рука на руле. Девочка рисует то, что видела перед собой, когда сидела пристегнутая на переднем сиденье рядом с ним.

– Наверное, вы правы, – после паузы кивнул американец.