— Хотел попросить этот костюм на «Черное кумитэ»…

— Ого… Но… Впрочем… — задумался Нагаи. — Если испытать его в настоящих боевых условиях, а заодно поставить функцию самоуничтожения, то…

— Как самоуничтожения? — спросил я.

— Да вам уже волноваться не придется. Такая функция включится только после вашей смерти. Господин Масаши, если ваши родители позволят, то я не вижу преград.

Масаши поджал губы…

Опять станция и кислая рожа моего провожатого. Я уже начал привыкать к этому образу жизни — тренировки с утра и тренировки вечером. Обучение и мелкие поручения. Ехидные упреки учителя и восторженные взгляды Киоси.

Всё это я держал в себе, пока ехал в машине. Сегодня последний мой выход на «Черное кумитэ». Сегодня я сам предоставлен себе. Впрочем, не совсем сам — под одеждой скрывается боевой экзоскелет, который получилось выцыганить у семьи Окамото.

Скажете, что это неправильно? Что же, говорите. Я и первые два раза победил во многом благодаря сикигами. Даже сэнсэй сказал, что раз я сумел овладеть телом и душой, то мне не нужны дополнительные приспособления. Да-да, вот прямо так и сказал, когда мы завтракали:

— Конечно, экзоскелет Окамото отличная вещь, но раз ты прошел по «дороге мокрых камней», то сумел найти покой и обрести равновесие телом и душой. Экзоскелет тебе будет только помехой. Всё равно что выйти против танка с гранатой и катаной — катана может лишь помешать. Она будет как собаке пятая нога…

— Сэнсэй, это шанс продержаться на арене чуть дольше. А если таких шансов будет два или больше, то так даже лучше. У вас нет ещё одного сикигами? Может, где-нибудь случайно завалялся?

Сэнсэй покачал головой. Он достал из ящика стола небольшой револьвер и положил его передо мной на столик.

— Вот ещё одна катана, но я не уверен, что ты сможешь ею воспользоваться.

— Почему? И откуда у тебя револьвер?

— Каждый нормальный человек на пенсии должен хранить дома оружие. Если не для защиты от воров, то на случай крайней тоски, когда даже поговорить будет не с кем… А воспользоваться ты не сможешь потому, что вряд ли комиссар тебя просто так отпустит. Скорее всего, он выпустит против тебя врага уровня «мастер». А то и повыше. Против таких револьвер если не бесполезен, то не сильно навредит.

— И что же мне делать?

— Просто поверь в себя…

Я помолчал. После этого взял револьвер в руки, повертел и сказал:

— Сэнсэй Норобу, если я вернусь, то обещаешь мне сделать один фокус?

— Если… Нет, КОГДА вернешься, то фокусов будет ещё много. А что за фокус?

Сэнсэй выставлял на столе одну за другой девять курительных палочек в тонких подставках. Они были связаны между собой промасленными нитями. Когда одна должна была закончить дымиться, то нить переносила огонек на верхушку следующей.

На подставках были высечены иероглифы: сила, энергия, гармония, исцеление, интуиция, осознание, величина, созидание, абсолютность. Девять значений кудзи-кири.

— А вот КОГДА вернусь, тогда и поговорим, — я тоже выделил слово, которое подчеркнул сэнсэй. — Не прощаюсь.

— И я не прощаюсь, — сказал сэнсэй. — Передай Киоси, чтобы не беспокоил меня, а то я ему хвост оторву.

Он поджег палочку со значением «Сила», сложил из пальцев соответствующую мудру и сел напротив дымящейся палочки. Всё его внимание перешло на тлеющую искорку.

Я взглянул на сухопарого старичка и улыбнулся. Хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но слова не подбирались. Не поэт я, чтобы красивые вирши слагать. Поэтому просто вышел и поймал в объятия Коиси.

Мальчишка просился со мной, но я был тверд. На этот раз я должен быть один. А его назначил мстящей рукой, которая расправится сначала со своими врагами, а потом и с моими. Мальчишка только шмыгнул носом и кивнул в ответ. Ещё я строго-настрого запретил ему беспокоить сэнсэя Норобу. Чтобы избежать отрывания хвоста. На этот раз он закивал гораздо охотнее. Я ушел, зная, что Норобу в надежных руках… Или лапах.

И вот теперь я снова поднимался по лестницам и шел коридорами вслед за кисломордым спутником. Он привел меня в тот же зал, где я впервые встретился с комиссаром.

Старший Мацуда сидел на прежнем месте, но на этот раз в комнате не было девушки с музыкой. Вместо неё напротив комиссара расположился его сын, Сэтору Мацуда. На меня даже не взглянули. Отец и сын смотрели перед собой, как будто были погружены в полную медитацию. На плечах Сэтору виднелись накладки. Похоже, что перелом ключицы ещё не полностью прошел.

— Здарова, бандиты! — вырвалось у меня, когда я вошел в комнату.

На меня не обратили никакого внимания. Как будто я всего лишь пролетающая мимо бабочка.

— Чего звали-то? — буркнул я. — Если в молчанку играть, то я не хочу.

— Ты должен извиниться перед Сэтору, — мрачно произнес комиссар.

— За что? За то, что он повел себя как пидарас? — вырвалось у меня. — Он же первый начал вредить…

— Ты должен извиниться перед Сэтору, — всё тем же тоном произнес комиссар.

— Ладно. Сэтору, извини меня за то, что ты пидарас, — процедил я. — Достаточно?

— Мерзкий хинин! — вскинулся Сэтору.

— От хинина слышу! — парировал я.

— Что-о-о?

— Через плечо-о-о! Заткнись, мелкий мудак, дай взрослым поговорить. Я пришел сюда не извиняться и не растекаться медузой по бетону. Комиссар, это наш последний договоренный бой. После него мои руки развязаны. Как и твои. Я не знаю — осталась ли у тебя в загашнике честь или ты всю её истребил. Я не знаю — вернусь я с арены или нет. Я не знаю, что будет дальше. Но я знаю одно — если ты хочешь продолжать войну с толстым хинином по имени Изаму Такаги, то это вряд ли закончится твоей победой. И твой щенок может сколько угодно раздувать ноздри, но я всё сказал. А теперь, не будем ебать друг другу мозги подобием вежливости и растекаться мыслью по древу, как в хреновом фильме. Эй, кислорожий, выводи меня отсюда — здесь смердит.

— Ты поплатишься за свои слова, — прошипел комиссар. — Ты охуеешь от страданий…

Он всё также не поднимал голову.

Твою мать, что же он задумал? Явно что-то нехорошее, если даже не смотрит в глаза. А мог бы и улыбнуться…

— Ага, поплачусь, ещё и сдачу отсчитаю, — сплюнул я на циновку. — До встречи. До нашей скорой встречи.

— Отец, позволь я оторву ему голову!

Сэтору в один миг оказался возле двери, перекрыв мне выход.

— Оставь, сын. Этот дерзкий хинин скоро будет умолять о смерти. Я хотел увидеть его раскаяние, чтобы смилостивиться над родителями в случае смерти, но он сам этого не хочет. Глупый уёбок…

Я оттолкнул в сторону Сэтору и вышел. Кивнул кислой роже: