Прозвенел третий звонок.

В середине манежа стояла высокая металлическая клетка без крыши.

Шпрехшталмейстер объявил:

— Бесстрашный укротитель, знаменитый фон Бок со своими дикими питомцами — львами.

И тут же послышалось леденящее душу рычание. По узкому загону, шедшему из-за кулис к клетке, неслись три льва. За ними, одетый форейтором — в облегающем костюме, каскетке и в высоких кожаных сапогах, — хлопая бичом, выскочил высокий нескладный человек.

Львы были громадными, нечесаными и действительно очень злыми. Едва успев очутиться на манеже, они затеяли между собой свару, пуская в ход тяжелые лапы и острые клыки.

Свившись в единый клубок, злобно рыча, они покатились по опилкам и с маху ударились в край клетки. Клетка пошатнулась. Казалось, она вот-вот опрокинется и львы вырвутся на свободу, бросятся на зрителей, терзая их в клочья.

Но клетка не упала. Фон Бок стрелял из пистолета, хлестал по воздуху бичом, который издавал звук, могущий по громкости соперничать с пушечным. Львы прекратили драку, вальяжной походкой разошлись по своим тумбам.

Представление кровожадных зверей началось.

Зрители вновь затаили дыхание.

А в это время под самой крышей цирка творилось нечто невообразимое.

План Соколова, как всегда, был гениально прост.

Главное, надо было заманить убийцу под крышу цирка. Чары Виолетты оказались неотразимыми. Как глупый карась попадает на наживку, так Калугин легко попался на приманку — на женские чары.

Впрочем, не он первый…

Калугин с нетерпением ожидал возвращения вожделенной Виолетты, жаждал близости с ней. Рядом на балку он постелил припасенную салфетку, на которой стояли бутылка шампанского, два бокала, лежали фрукты и коробочка конфет.

Он то и дело поглядывал в люк, и в его болезненном воображении рождались кровавые мечты: «Хорошо бы акробатку после этого сбросить вниз на арену! Как орать поди будет, когда полетит вниз… А самому быстро смыться. О, бабье отродье! Как я их всех ненавижу! Влюбилась в меня словно кошка. Сейчас прибежит ко мне, мокрый карман. Только вот куда ее положить, а? Кругом одни железные решетки».

Скрипнула входная дверь.

Калугин в нетерпении вскочил навстречу.

Но вместо завлекательной акробатки вошел какой-то громадный мужчина в меховой шубе. Он по-хозяйски сбросил шубу прямо на решетку, остался в полковничьей шинели и отыскал взглядом Калугина. Теперь мужчина прямиком двинулся на Калугина.

Тот сжался, страх сковал злодея.

Мужчина подошел ближе и вдруг уцепился громадными ручищами, словно клещами, за грудки Калугина. Сквозь стиснутые зубы с некоторой печалью проговорил:

— Ну вот, сукин сын, твоя последняя минута пришла. Нельзя безнаказанно творить зло. Тебя так швырнуть в люк? Или спустить на лонжах?

Кадык на жилистой шее Калугина забегал вверх-вниз. Он прохрипел:

— Простите, я вам много денег дам — пять тысяч! Сейчас, господин Соколов, дам. Вот, при мне, видите… Никто не узнает. А я… я исчезну… навсегда. Уплыву в Америку.

Произнося эту тираду, Калугин медленно наклонялся вниз. В шерстяном носке у него был узкий, остро отточенный нож. Калугин выхватил его, замахнулся снизу.

Соколов перехватил руку и сжал ее с такой силой, что злодей испустил громкий стон и выронил нож. Нож стукнулся о решетку и провалился в ячейку — на нижний ярус.

Сыщик рассмеялся и уже миролюбиво, почти ласково произнес:

— Ну, нацепляй пояс! Вот так, сюда ремень просовывай. Что так рученьки дрожат? Когда секреты врагам таскал, не дрожали? Когда душил Трещалину и Аглаю Фонареву, когда сыпал яд ее отцу, а меня замуровывал в склепе, тогда ты был храбрым и безжалостным? Ну, теперь покажи свою прыть, повесели честную публику.

Соколов взял конец лонжи в руку и вдруг ловким ударом ноги сделал подсечку Калугину. Тот повалился на люк. Соколов толкнул, и Калугин со страшным криком провалился вниз.

Публика, как по команде, задрала головы.

Сыщик, однако, удержал лонжу, и злодей повис под самым куполом, медленно вращаясь, размахивая руками и раскачиваясь из стороны в сторону.

Публика засмеялась, захлопала. Все решили, что это штучки клоуна.

Калугин орал, захлебываясь собственным криком:

— Помогите, страшно! Убивают! А-а!..

Зал умирал со смеху, глядя на этого забавного человечка, болтавшегося на лонже, махавшего руками и отчаянно визжавшего. И вдруг сверху на арену и публику посыпались, кружась в воздухе, крупные купюры. Деньги сыпались из одежды человечка, который был набит ими, словно банковский мешок.

Публика бросилась собирать деньги, в нескольких местах началась свалка.

Между тем человечек неотвратимо опускался точно в середину клетки. И чем ближе был человечек к манежу, тем громче и безудержней хохотала публика.

Лонжа, управляемая из купольного люка, уже поравнялась с верхним краем клетки.

Львы прекратили выступление. Они сошлись мордами к середине, глядели вверх и аппетитно облизывались, с понятным нетерпением ожидая вкусный корм.

Укротитель стоял разинув рот. Фон Бок, казалось, знал все трюки. Этот забавный и свежий трюк был для него новостью. Он даже азартно потер руки:

— Ловко, собаки, придумали! Зрители как восхищаются, всем понравилось… Надо каждый раз повторять!

Публика уже давно повскакала с мест и надрывалась от смеха.

И лишь проницательный шпрехшталмейстер Иван Самойлов, до того недоумевавший, первым пришел в себя и понял: что-то неладно! Он крикнул рабочим сцены:

— Бегите наверх! Кто там развлекается? В полицию его тащите! — Крикнул фон Боку: — Гони с манежа зверей! Ну!

Но было поздно. Лонжа резко пошла вниз. Шпион, убийца и насильник Калугин оказался в клетке.

Озадаченные львы несколько секунд с любопытством глядели на вращающийся и махающий руками аппетитный кусок мяса.

Потом один из львов тяжело прыгнул. Он словно играючи ударил жертву лапой, опрокинул на опилки. И враз львы набросились на вопившего Калугина, начали рвать его на куски.

Только теперь публика догадалась, что это вовсе не клоунский трюк, и все присутствовавшие стали свидетелями страшного зрелища.

Фон Бок с безрассудной отважностью хотел было отнять нежданную добычу, но львы так злобно ощерились, зарычали, что укротитель благоразумно ретировался.

Началось кровавое пиршество. Опилки на манеже багрово окрасились.

Вскоре львы с мордами, перемазанными кровью, сытые и довольные, помахивая из стороны в сторону хвостами, бросили все, что осталось от Калугина, — обглоданные кости и особого рода жилетку, содранную с жертвы. Именно ее убийца и шпион набивал купюрами. Эту жилетку Калугин не снимал с себя, даже ложась спать.