Фальстаф встал, обнюхал меня недоверчиво, и сказал:

– Ты и впрямь буйнопомешанный хвост?

– Но ты скрывал от меня сведения, чтобы защитить Саймона.

– Чтобы защитить тебя, болван.

– Защитить меня? От кого?

– От тебя самого, буйнохвост. От твоей глупой системы убеждений.

– Но я думал, что дело в Шарлотте. Я думал, ты сказал, потому что для тебя это было важно.

Он вздохнул.

– Я сказал тебе, потому что ты не сдавался, буйнохвост. Сколько бы я ни пытался убедить тебя наслаждаться лучшим в жизни: вонючей кучей, погоней за белками – я вынужден был признать, что ты неисправим.

– Но ты будешь скучать по нему?

– По кому? По Саймону?

Я кивнул.

– Саймон, если ты не заметил, человек. Люди слишком глупы, чтобы чувствовать по-настоящему, они одалживают свои чувства из телепередач, так зачем нам чувствовать что-то к ним?

– Ведь он заботился о тебе.

– Заботился обо мне, буйнохвост? О, кормил меня мясом и печеньем раз в день? Ха! И все равно, он даже этого не делал, это всегда делала Эмили. Нет, буйнохвост, люди не заботятся о нас, не всерьез. И Саймон заботился меньше всего. Может, я не чистый спрингер, но я верю, что они дело говорили. Люди лишь удерживают нас от проявления наших подлинных инстинктов. Они отрезают нам яйца, ну, твои яйца отрезали, они пытаются забрать у нас наш запах, а потом, при первом проявлении слабости, ведут нас к Милому Мистеру Ветеринару «избавить от мучений». Мы просто оказались в центре, как говорится, давней тяжбы между человеком и природой. Нет, говорю тебе. Люди тебя доконают. Они могут сделать это не намеренно, буйнохвост, но сделают, и лабрадоры поймут это последними.

– Это один из способов посмотреть на ситуацию.

– А каков другой способ, буйнохвост? Просвети меня.

– Другой способ – понять, что без наших хозяев мы бы даже не существовали, и защищая их, мы защищаем свое право находиться здесь.

– Ну, прости, что не понял широкий образ, буйнохвост. Но прямо сейчас, на базовом уровне, мне кажется, что чем больше ты заботишься, тем больше на тебя гадят…

Он продолжал говорить, но меня отвлек вид Адама и Эмили на скамейке. Эмили держала руку у лица, она плакала. Адам говорил с ней, утешал, но держался на расстоянии.

– Что она сказала? – спросил я, но Фальстаф посмотрел на меня непонимающе. – Эмили. Что она сказала, ну, о Саймоне?

– Слушай, буйнохвост. Может, ты поймал меня разок, но я больше ничего тебе не скажу. Видишь ли, нет Эмили, нет мяса с печеньем, и Фальстафа отправят в собачий приют.

– Я не собираюсь убивать Эмили.

– Конечно, нет, буйнохвост. Конечно, нет. О чем я думал?

– Правда. Честно.

И тогда Фальстаф заговорил голосом, который, видимо, должен был походить на мой, но, в действительности, сходства не было никакого:

– Я должен защищать Семью. Эмили нужно пожертвовать. Ее нужно убить прежде, чем она снова соблазнит моего хозяина. Моего бедного, беспомощного хозяина. Он не понимает, что делает.

Я поднял лапу.

– Ладно, ладно. Очень занимательно. Я лабрадор, я это выдержу. Я прекрасно знаю, что кажусь тебе смешным.

– Угу.

– …но я просто хочу знать, что она не попытается увести Адама или шантажировать его.

Он задумался.

– Ладно, но прежде чем я тебе скажу, нюхнем напоследок, тряхнем стариной.

И вот, скрепя сердце, я последовал за ним к вонючей куче, следя за Адамом и Эмили по пути. Когда мы добрались, Фальстаф тут же нырнул и оставался так какое-то время.

– Эта дурь делается все крепче, – объявил он, вынырнув обратно.

– Ладно, – сказал я. – Насчет Эмили…

– Один понюх этого зловония, буйнохвост, и тебя перестанут заботить наши хозяева.

– Но ты обещал сказать мне.

– Сначала нюхай.

И он снова меня заставил. И вот я столкнулся с кошмарным смрадом вонючей кучи, таким крепким и острым, что воздух над ней колебался. Но потом, когда мой нос проник в гниющую кучу навоза и листьев, мне пришла в голову поразительная мысль (поразительная для лабрадора, в любом случае). Мысль была такая: я хочу выбраться из своей головы. Причина ее, как я объяснил себе, была проста. Это поможет мне забыть. Это облегчит мою боль, пусть на мгновение. Я потеряю себя.

После этого мой прежний запрет на нюханье ради удовольствия – что это нарушает Пакт – был больше неприменим. Пакт уже был нарушен. Так что когда я добрался до самого крепкого смрада вонючей кучи, я вдохнул глубже. И запахи, которые я ощущал прежде – насыщенный запах земли, лиственного сока, крови червей, беличьего дерьма – все они присутствовали, но были еще крепче.

И вновь я почувствовал, что теряю вес, словно мое тело растворялось в самом парке, только на этот раз я ощутил что-то еще. Чувство абсолютного контроля. Нет, не контроля – власти. Будто все дикие и природные силы, скрытые в парке, поднимались во мне, или я поднимался в них, трудно было сказать.

– Итак, буйнохвост, ты заслужил свою информацию, – сказал он, пока я был еще под воздействием. – Эмили не собирается забирать твоего хозяина. Она забирает меня. Она продает дом и возвращается в Лондон. Возможно, именно это она ему сейчас и говорит. Вот. Это тебя успокоило?

Странно, но нет.

Когда я вынырнул, новый запах достиг меня, всего на секунду, но он был достаточно острым, чтобы меня затошнило.

– Что-то не так, – сообщил я.

– Перенюхал, э, буйнохвост? – фыркнул Фальстаф, задрав ногу с другой стороны вонючей кучи.

– Нет. Там был запах.

– Угу.

Мой ум стал острее, я ощутил, что возвращаюсь в свое тело.

– Нет, странный запах. Ты не почуял? Не как в прошлый раз.

– Знаешь, буйнохвост, думаю, ты окончательно чокнулся.

– Нет, иди сюда. Понюхай.

Фальстаф медленно подошел и опустил нос в то самое место.

– Чуешь?

Он ничего не сказал, что уже было ответом. Я снова понюхал и взял след. Он привел меня к зоне позади вонючей кучи, под спутанными ветками, за лютиками, крапивой, ромашками, в самом темном уголке парка.

Я начал копать.

– Буйнохвост, что ты делаешь?

– Фальстаф, я должен был сказать тебе это раньше. В этом парке происходят странные вещи. Моя давняя подруга, Джойс, борзая, была убита. Ей перегрызли горло. Ее труп нашли в кустах.

– О, чудесно, так теперь мы ищем трупы.

Я рыл дальше, и запах становился сильнее.