Разыскать Савченко не составило труда, его адрес и телефон знали во всех правоохранительных органах назубок. Созвонившись с ветераном, Юля пообещала приехать утром и побеседовать на злободневные темы. Николай Петрович так искренне и по-детски обрадовался, что Юле стало даже неловко. Живет человек, надеется, не подозревая о девичьем коварстве…

На следующий день, озадачив сотрудников заданиями, Юля привычно сбежала с работы, обновив легенду. На сей раз она отправилась якобы в отделение Роскомнадзора. Естественно, делать ей там было нечего. Законодательство в глянцевом журнале старались не нарушать, политикой и скрытой рекламой не занимались, нравственные устои если и подрывали, то мигом компенсировали вполне праведными материалами. Так что чиновники остались за бортом, а вот Савченко, похоже, ждал ее на пороге, поскольку открыл дверь еще до того, как она успела нажать на дверной звонок. Он долго тряс ее руку, рассыпался в благодарностях, и не успела Юля опомниться, как притащил целую кипу бумажного хлама и попытался всучить ей.

Мило улыбаясь, Юля попросила вначале коротко изложить суть его изысканий. И уже через полчаса не знала, куда деваться от дотошного старика, бубнившего на одной ноте:

— …И потом я ему написал: «Уважаемый господин прокурор! Прежде всего, хочу поздравить вас с годом Огненного Тигра!»

Наконец она не выдержала и прервала этот словесный поток:

— Николай Петрович, не будем терять время. Меня больше интересует деятельность Алексея Воронина. Если я не ошибаюсь, вы собирали на него информацию?

— Как же, как же! — обрадовался Савченко. — Значит, и на эту кастрюлю нашлась своя крышка? Очень, очень рад! Сейчас я все покажу, да-да, сейчас… А вы пока посмотрите мои письма к прокурору!

Юля вздохнула и сделала вид, что углубилась в чтение, краем глаза наблюдая, как Савченко, беззвучно шевеля губами, перебирает бумажки. Она же пробегала глазами его донесения только для вида, почти не читая. Питбуль, который не отходил от ее ног, принюхивался и таращился на гостью маленькими красными глазками, улегся, наконец, у открытой балконной двери, шумно вздохнул и, кажется, задремал. Агрессии собака не проявляла. Юля вспомнила, что пес даже не залаял, когда она вошла.

«Тоже мне, сторож! — подумала она. — Заходи, бери, что хочешь, он и не гавкнет. От моего попугая больше толку!»

— Вот, нашел! — радостно воскликнул Савченко и протянул ей стопку рыхлых листков, сцепленных большой скрепкой. — Уж куда я только не жаловался — толку никакого! Вы читайте, читайте! А я пока расскажу вам про дело «Золотой Нивы». В общем, пишу я прокурору…

— Меня не интересует «Золотая Нива», — резко прервала его Юля. — Меня интересует Воронин. Почему вы обратили на него внимание?

— Да как же не обратить? — изумился Савченко. — Он у нас в доме жил, квартиру снимал. Очень подозрительный, кстати! На работу не ходил, не учился, даже водку не пил! Дети малые вечно голодные, в обносках, а он все про солнышко да травку рассуждал.

— За детей он ответит, я вам ручаюсь, а остальное — не грех! — твердо сказала Юля, бегло листая толстую подборку заявлений во все, какие есть, административные и правоохранительные органы, но в этих затертых бумажках, похоже, не было ничего интересного.

— Не грех? — возмутился Савченко. — Мы так не жили! И сейчас нормальные люди так не живут! Вот вы к примеру. Работаете, одеваетесь прилично и небось по чужим подвалам не лазите, овощи не воруете. А он точно ненормальный!

— Николай Петрович, статью о тунеядстве отменили, — ответила Юля. — Так что Воронин может с чистой совестью ничего не делать. Понимаю вашу обиду на него: кража продуктов из подвалов, отказ сдавать деньги на общедомовые нужды… Я бегло почитала. Но это не тянет даже на хулиганство. Так что привлечь его к ответственности не за что.

— Да? — хитро оскалился Савченко. — А я, милая девушка, так не думаю. Потому как за тунеядцем прячется самый настоящий враг.

— Вот только агитации в духе сталинизма мне не надо, Николай Петрович!

— А я и не агитирую! Я при Сталине еще пацаном был, — фыркнул Савченко. — Думаете, я совсем из ума выжил? Жалобы строчу, на прием к прокурору записываюсь? А кто этим будет заниматься? Врагов внутренних кто выявлять будет? У нас же рука руку моет, поэтому всем все до лампочки! Мне и в администрации, и в прокуратуре тоже так сказали: Воронин законов не нарушал, поэтому волен жить как пожелает. Дескать, свобода у нас! Демократия! Но только я за ним следил!

Прозвучало это невероятно торжественно. Юля насторожилась и опустила стопку бумаг на колени.

— И что? — спросила она. — Нашли доказательства его подрывной деятельности?

Савченко самодовольно улыбнулся.

— К нему бабы стали ходить. Самые разные. Мужики тоже, но реже. А вот бабы постоянно, причем такие… Как бы точнее сказать… Дурные!

— В каком смысле — дурные? — удивилась Юля.

— В прямом. Больные на голову. Знаете, бывает, идет человек навстречу, вроде тебе в лицо смотрит. А при этом как будто внутрь себя. Дурные глаза, сумасшедшие, отчаянные. Такие у людей бывают, когда все плохо и жизнь не мила. Придут к нему в квартиру, песни поют под гитару, выходят — просветленные, улыбаются, радостные такие. Вы понимаете? Секта у них!

— Понимаю, — кивнула Юля. — И, насколько я знаю, статья имеется за незаконное создание религиозной организации. Тут вы правы, Николай Петрович.

— А я про что? — обрадовался Савченко. — Я думал: подкоплю материалов, а потом — со всей силой закона и припечатаю! Чтоб неповадно было! А он взял и съехал.

— И перестал вас тревожить? — констатировала Юля, понимая, что потратила время зря. — Могу вас обрадовать! Воронин действительно создал нечто вроде секты поклонников древнего славянского божества Ярилы, по-нашему, солнца, и окопался в районе деревни Миролюбово. Живут они в пещере, прыгают через костры и тырят картошку у местных старушек.

Она переложила стопку бумаг на стол и приподнялась.

— Нет! — сказал Савченко.

— Что — нет? — Сердце дрогнуло от нехорошего предчувствия, и Юля замерла в неудобной позе.

— Нет, он не в Миролюбове живет. Во всяком случае, не всегда. Я его видел в Заречном, там, где коттеджи наших богатеев.

Юля снова присела на стул.

— А что он там делает? — нахмурилась она. — Проповедует культ Солнца?

— Может, и проповедует, не знаю, — пожал плечами Савченко. — Мне в самом Заречном особо делать нечего. Бывший сослуживец туда недавно к сыну перебрался, я и заехал его навестить. Смотрю, а к дому напротив машина дорогущая подъезжает, а из нее выходит этот Воронин. Я его по козлиной бородке узнал. Одет чисто, патлы свои в косичку заплел, а на лице очки темные. Дорогие! Я такие по телевизору у актера Нагиева видел. А он дешевку не носит. Ну, думаю, за ум взялся. Водителем или кем-то еще устроился. Притормозил, еду тихо. Глянь, а он ворота открывает и заезжает во двор, а особняк там, скажу тебе, не фу-ты ну-ты — трехэтажный, во дворе фонтан и забор под два метра. А затем подает руку, и из машины краля вся такая расфуфыренная выходит. Воронин нежно ее за талию обнял… — Савченко вздохнул. — Дальше я не видел, ворота закрылись. Но потом все-таки спросил сослуживца, мол, так и так, уж не ошибся ли я? А он и говорит, да, Воронин это, богатый предприниматель, а красотка — то ли жена, то ли любовница. Может, и не его это дом, а любовницы? Но в машине ведь он за рулем сидел. Странно, правда? Дети картошку воруют, а папаша на «Лехусе» ездит.