И женщины удалились стайкой, словно вспугнутые синицы.

Мариэтта наконец остановилась посреди гостиной и бездумно уставилась на свои собранные к отъезду вещи.

— Прежде чем вы уедете, — продолжил Ренельд, — всё же выслушайте меня.

Графиня повернулась к нему, с трудом заставляя себя смотреть ему в лицо. Как будто ей вдруг стало противно.

— Будете оправдывать её светлость?

— Не буду. Даже для себя. Я точно так же, как и вы, не знал о её замыслах. Мне вообще приятнее было бы не верить в то, что она всё это устроила.

— Но она ваша мать. И вы всё равно войдёте в её положение. Так?

“Ох уж это положение. Довольно сложное, — вздохнул Лабьет. — Рен, я бы не отпускал Мари. Но нужно отпустить”.

— Я обдумаю всё ещё раз, — не стал спорить Ренельд. — Когда остыну. И вам советую сделать то же. В этом есть положительная сторона. Сейчас мы можем снять привязку. Просто избавиться от неё. Гаспар Конассьянс мог сделать это и раньше.

— Всё же надо было позволить моей охране дать ему в лицо пару раз, — мрачно хмыкнула Мари.

— Во всём этом вряд ли была его добрая воля. С королём трудно спорить.

— Значит, и его величество был в курсе? — графиня приподняла брови.

“Ну не зря же были все его намёки. Если бы Ивен не был королём, ему нашлось бы хорошее применение в бродячем театре. Вообще талантливая получилась бы труппа из него, твоей матушки и ещё пары весьма неприятных мне лиц”.

Лабьет встал в строгую стойку рядом с вещами Мари. Словно не собирался никого к ним подпускать.

— Наверняка, — Ренельд кивнул. — Мать не стала бы всё это проворачивать без ведома короля. Это было в его интересах.

Он медленно подошёл, чувствуя, что графиня слегка успокоилась.

— Не приближайтесь! — сразу взбрыкнула она. — Не успеешь и глазом моргнуть, как вы распускаете руки.

— Если вы о том, что было утром… — он усмехнулся, — просто хочу, чтобы вы знали. Мне нравится вас целовать. Потому мое положение чем-то похоже на ваше. Может, оно даже хуже.

Мари, кажется, слегка растерялась от его слов, но вновь нахмурилась.

— Из этого всего мог бы быть один совершенно замечательный выход. Если бы не другие обстоятельства, — проговорила нарочито холодно. — Я расторгаю помолвку и уезжаю. И мы не встречаемся очень и очень долго. Вы находите себе другую дурочку, готовую влить свою ауру в ваши семейные амбиции. А там…

— А как же Собиратель? — напомнил Ренельд.

И Мариэтта вдруг рассмеялась.

— Да-да! Именно ему можете сказать спасибо за то, что всё это не закончится именно этим. Какой, однако, парадокс, не находите? Их вообще целая куча! Я знаю, что вы можете помочь мне. Но сейчас думаю, что Эдгар не зря пытался оградить меня от посягательств де Ламьеров. Он знал гораздо больше, чем я или вы. Чем кто-либо. Может, вы сделаете мне только хуже… Уже сделали. Пусть и не своими руками.

— Что-то мы можем исправить уже очень скоро.

“А вот потом я хорошенько пройдусь по плоскому заду заклятийника зубами, — кровожадно добавил Лабьет. — Чтобы запомнил. То же мне, друг!”

— Но Гаспара здесь нет, — сразу возразила Мари. — Потому я уезжаю. Немедленно. И не нужно вызывать меня в Марбр. Извещения тоже не помогут. Я буду ждать месье Конассьянса у себя в имении. Он приедет и снимет заклятие, которое сам наложил. И до того, как это будет сделано, вы больше ко мне не приблизитесь. Только так.

— Мари... — Ренельд улыбнулся, качая головой.

Она ведь не серьёзно?

— Не приблизитесь, я сказала! — графиня отступила, едва он качнулся в её сторону.

— Хорошо. Но при одном условии. Всё это время Лабьет будет с вами.

Графиня опустила на заискивающе вихляющего задом шинакорна полный сомнения взгляд. Вздохнула, заметно поддаваясь его обаянию, а затем проговорила с неудовольствием на хорошеньком личике:

— Ладно. Просыпаться с ним рядом гораздо приятнее, чем с вами. Он хотя бы не лезет мне в лицо своей мордой.

“Вот это прямо удар под дых”, — с лёгким злорадством заключил пёс.

— Спасибо за поддержку, — мысленно буркнул Ренельд.

— Лабьет! — громыхнул разъярённый рык со стороны кухни. — А ну, неси обратно свой мохнатый зад и вырезку!

Я, услышав его, лишь на миг подняла взгляд от газеты, а затем опустила его обратно.

Обычное дело: Шинакорн попытался стащить вкусненькое с кухни. Но такую тушу, тем более нагруженную, к примеру, окороком, не так-то просто заставить передвигаться быстро и незаметно. Потому при подобных вывертах пёс почти неизменно попадался на глаза повара Жака или кого-то из его помощниц. И ладно помощниц — тогда он рисковал получить лишь полотенцем по загривку. А вот довольно крепкий Жак мог и супницей в него запустить.

— Всегда поражаюсь, — флегматично отозвалась Ивлина, которая рано утром вернулась в Эйл от родителей и как раз застала меня за завтраком. — Лабьета растили при дворе или хотя бы в доме аристократов, а никакого воспитание ему так и не привили. Обычно псы в таких семьях…

И в тот же миг это ужасно невоспитанное существо, радостно облизываясь, ввалилось в столовую. Жак влетел было за ним, но остановился в дверях и поклонился:

— Ваше сиятельство. Мадемуазель… Прошу прощения! Приятного аппетита. Надеюсь, крепы не пересушены? — деликатно осведомился он, будто пару мгновений назад не орал басом едва не на всё имение.

— Всё чудесно, Жак, — я улыбнулась.

Лабьет забрался под стол, ощутимо сотрясая его ударами головы снизу, и замер, опустив морду мне на колени.

Повар бросил последний уничтожающий взгляд на хвост шинакорна, что предательски торчал из-под  края скатерти, и ушёл. Похоже, вырезку спасти не удалось. Лабьет проглотил её по дороге.

— Этого пса воспитывал королевский дознаватель, который и сам живёт почти как дикарь в своём кабинете в Марбре. Так что ему простительно, — чуть запоздало ответила я Иви.

И вдруг задумалась о том, как там теперь Ренельд. Помню, в прошлый раз, когда мы долго не виделись, он приехал полумёртвый от усталости, не слишком хорошо выбритый и чуть шальной от недосыпа. Сейчас прошёл всего день с нашей весьма и весьма скандальной помолвки. В газетах будут вспоминать о ней ещё неделю. Ладно хоть о Собирателе нигде не упоминалось. Похоже, кто-то об этом позаботился.

Но теперь я опасалась, что стоит только месье увлечённому дознавателю взяться за все нераскрытые вопросы — он снова позабудет о том, что ему ещё и жить положено. Стоило вспомнить о нём — и тут же мысли потянулись к Виолене. Ловко она попыталась взять меня в оборот! И всё равно, что я, вообще-то, уже давно не шестнадцатилетняя девочка, жизнь которой можно разменять в угоду государственным и семейным интересам.