меня счастливой. А если мама так переживает о чувствах Аида, то ему просто не нужно об этом знать. Я уж точно не собираюсь рассказывать.

— Персефона, — она опустила руку на моё плечо, но я её стряхнула. — Мы все совершаем ошибки…

— Это не было ошибкой.

— Ошибки не кажутся ошибками, когда их совершают. Я прошу тебя только об одном: не заходи так далеко, чтобы нельзя было вернуться. И причиняя боль Аиду…

— Я и так причиняла ему боль. Каждую секунду, что проводила там, несчастная, одинокая, ненавидящая весь мир, я ранила его. Сейчас, по крайней мере, я могу быть счастливой, и мы оба получили то, чего хотели.

— А чего он, по-твоему, хотел?

— Чтобы я не была так несчастна, хотя бы иногда, — я развернулась к ней. — Пожалуйста, мам. Это всё, о чём я прошу. Позволь мне быть счастливой.

Она не отрывала глаз от меня несколько долгих секунд, пока я считала удары сердца, и затем вздохнула.

— Я не собираюсь это поощрять, но и запретить не могу. Если ты так настаиваешь на том, чтобы делать, что хочешь, здесь, то я настаиваю, чтобы по возвращении в Подземное царство ты делала то, что должна. Правила рука об руку вместе с Аидом, ни на что не жалуясь, и не продолжала свои так называемые поиски счастья, будучи там. Договорились?

Я кивнула. Если это значит, что она не будет мешать мне проводить лето с Гермесом, то я согласна.

— Спасибо.

Она прижалась губами к моему лбу.

— Я тоже хочу для тебя счастья, милая, но не за счёт других. Просто будь осторожна. Ты начала опасную игру.

— Я понимаю, — я позволила ей обнять меня и положила голову на её плечо, чувствуя, как она проводит пальцами по моим волосам. — Но с ним я счастлива.

Она вздохнула.

— Тогда для твоего же блага я надеюсь, что этого будет достаточно.

* * *

Это лето было лучшим в моей жизни. Мы с мамой проводили вместе каждый день, иногда к нам присоединялся Гермес, иногда нет, но каждую ночь я проводила с ним. Мы гуляли по лесу, купались в озёрах, и я ни разу не испытывала чувство вины за то, что изменяла Аиду. В конце концов, он же сам хотел, чтобы я была счастливой.

Но это не могло продолжаться вечно, и наступило осеннее равноденствие. Мы с Гермесом договорились сделать паузу в отношениях, пока я с Аидом, хотя я всегда была рада видеть его в Подземном царстве как друга. Перспектива проводить время с Гермесом делала моё возвращение в Преисподнюю чуточку менее невыносимым.

Мама проводила меня до полянки, где меня оставил весной Аид. Он уже ждал нас там, его волосы блестели в свете утреннего солнца. Он очень красив, в какой-то степени Гермесу с ним не сравниться, но мама была не права. Время, проведённое в разлуке, не прибавило моей симпатии к нему. Стоило нашим глазам встретиться, как неумолимая горечь вернулась, будто и не проходила. Но в то же время появилось некое удовлетворение, которое мне больше не нужно было изображать. Пускай ни один из нас не сможет разрушить эту стену между нами, но, по крайней мере, мы оба можем смириться и довольствоваться своей судьбой.

— Персефона, — тихо произнёс он, протягивая мне руку. Я поцеловала маму на прощание и взяла его ладонь. — Прекрасно выглядишь.

— И чувствую себя прекрасно, — это было чистой правдой. Даже тёмная сила, окружавшая его, не могла испортить мне настроение. На душе появилась лёгкость, и, должно быть, Аид почувствовал это, потому что слегка улыбнулся мне.

— Я рад.

Перемещение в Подземный мир не было таким ужасным на этот раз, и каменный потолок не казался таким тяжёлым, потому что я знала, что это временно. Всего полгода, а потом я снова вернусь к Аиду. Я смогу это пережить.

Я думала, что мы приступим к нашим обычным обязанностям, когда вернёмся во дворец, но он остановил меня в холле перед тронным залом. Несколько секунд он ничего не говорил, глядя в пол, его лицо было каменным. Я нахмурилась. Что происходит?

— Так ты счастлива, да? С…

В груди похолодело. Гермес. Он всё знает. Неужели Аид шпионил за мной?

Нет, он бы не стал. У него есть недостатки, но подглядыванием он никогда не занимался. Это мама ему всё рассказала… Наверняка. Но зачем? Чтобы растоптать его? Заставить меня чувствовать себя виноватой? Чтобы остановить меня, не позволить мне выставлять его на посмешище?

Но я не считала его посмешищем. Как и Гермес. Я специально держала наши отношения в секрете, чтобы уберечь его от этой боли. А мама просто взяла и всё разрушила.

Я сглотнула, слова застряли в горле.

— Да, — наконец выдавила. — Я счастлива. И… это всего лишь лето, верно? Здесь, внизу, ты и я… Вместе. Это твоё время.

Он кивнул, не глядя на меня.

— Хорошо. Пока ты счастлива, мне больше ничего не нужно.

Боль, стоящая за этими словами, сжимала мои внутренности, душила меня, не давала дышать. Зачем мама так поступила? Она же должна была понимать, как это его ранит.

— Мне жаль, что мама всё тебе рассказала, — тихо произнесла я. — Я не хотела, чтобы ты знал. Я понимала, как тебя это ранит, тем более что мы не собирались продолжать, пока я здесь, и…

Он покачал головой.

— Твоя мама ничего мне не говорила.

Я моргнула.

— Тогда кто?

А кто ещё знал?

Аид молча взял меня за руку, и двери в тронный зал открылись. Ряды мёртвых развернулись к нам, а на помосте у противоположной стены рядом с троном Аида стоял Гермес.

Ну конец. Знали только я, мама и он. Зачем он рассказал? Чистосердечное признание снимает вину?

Как бы то ни было, я прожигала его взглядом, пока мы с Аидом направлялись к нашим тронам.

«Тебе обязательно было рассказывать ему?»

«Да», — услышала я его шёпот в голове. — «Я не хотел скрываться, только не от