«Ты ранил его. Сильно».

«Мы оба».

Я села на свой трон, отводя от него глаза и сосредотачиваясь на лицах мёртвых, ждущих нашего решения. Первой к нам подошла женщина и склонила голову, когда Аид обратился к ней, но я их не слушала.

«Лучше бы ты этого не делал».

«Прости. Я слишком сильно его уважаю, чтобы так обманывать за его спиной».

«Но недостаточно, чтобы держаться подальше от его жены?»

«Ты была вольна делать, что хочешь. Но я не собираюсь держать это втайне от него. Он заслуживает лучшего».

Это правда, как бы ни хотела я это отрицать.

«Он знает, что мы с тобой прекратили отношения на время, пока я здесь?»

«Да».

«И его это устраивает?»

«Насколько это вообще возможно в его ситуации. Он любит тебя. Он, как и я, хочет, чтобы ты была счастлива».

«Ты выбираешь для этого странные пути».

Гермес не отвечает. Аид, сидящий между нами, напряжён, его глаза ничего не выражают, пока он слушает рассказ женщины о её жизни. Медленно, словно это самый обыденный жест в мире, я кладу ладонь поверх его. Я не хотела причинять ему боль, но было глупо с моей стороны думать, что всё обойдётся. У всего есть последствия. Даже у счастья.

Как бы больно ему ни было, это цена, которую я готова заплатить.

* * *

Несмотря на напряжение первого дня, мы с Аидом вернулись в привычную колею обязанностей, но на этот раз с искренней дружбой между нами. Я пыталась привнести хорошее настроение, оставшееся с лета, в наше совместное времяпрепровождение. Шли годы, и я каждую весну уходила к Гермесу, и каждую осень возвращалась к Аиду.

Это было непросто, но хрупкий мир между нами тремя более-менее установился. Годы превратились в десятилетия, а десятилетия — в века, я уже потеряла счёт времени, и моими точками отсчёта были только дни равноденствия.

Но это всех устраивало. Даже Аид постепенно свыкся, и в его глазах больше не было боли, когда он встречал меня на поляне каждую осень. Вместо этого он выражал радость новой встречи, и в какой-то момент я тоже стала рада видеть его. Я всё ещё ненавидела Подземное царство, и стена между нами оставалась несокрушимой, но понимание с его стороны сделало меня терпимей к его миру.

Так продолжалось много лет. Но однажды я зашла в обсерватории, когда все дела были закончены, закрыла глаза и сделала то, что повторяла уже тысячу раз: нашла Гермеса. До весеннего равноденствия оставалось совсем немного, и мне уже не терпелось увидеть его вновь.

Он стоял на балконе своих покоев на Олимпе, его светлые волосы сияли в солнечных лучах. Он был не один. В самом факте не было ничего такого — он очень общительный (полная противоположность Аиду) и проводит много времени с нашими братьями и сёстрами. Но на этот раз рядом с ним стояла Афродита.

Абсолютно обнажённая.

В этом тоже не было ничего необычного, но то, как она обнимала его, то, как он прикасался к ней…

Меня чуть не стошнило.

Мы с Гермесом никогда не обсуждали, чем он занимается зимой. Он знал, что я не сплю с Аидом, и всегда давал мне понять, что ждёт следующей нашей встречи. Может, конечно, так и было. Но мы не обговаривали правила наших отношений в разлуке, и у меня не было никаких оснований так злиться.

Но ведь это Афродита… Богиня, у которой есть всё. Любовь, страсть, счастливый брак, идеальная жизнь. А теперь она забирает то единственное, что было только у меня, единственную мою радость в жизни.

Но Гермес явно не возражал.

«Как ты мог», — послала я ему мысль, вложив все свои силы. Прошло некоторое время, прежде чем Гермес её получил, но его глаза тут же округлились, щёки вспыхнули, он отшатнулся от Афродиты. Она попыталась снова обнять его, но он шагнул в сторону. То есть он всё-таки понимал, что поступает неправильно.

— Персефона, пожалуйста… Я позже всё объясню.

Чёрта с два он что-то мне объяснит. Чёрта с два я стану его слушать. Что он может мне сказать? Что Афродита случайно упала в его объятья? Что это разовое помутнение? Что он скучал по мне и был так одинок, что не смог утерпеть?

«Всё кончено. Даже не приходи ко мне летом. Я разрываю наши отношения».

— Персефона? — Афродита оглянулась. — Она смотрит?

Я не стала дожидаться ответа Гермеса и вернулась в обсерваторию с такой скоростью, что впервые, с тех пор как я научилась управлять своими способностями, у меня закружилась голова. Долгое время я сидела неподвижно, положив голову на колени, и пыталась не разрыдаться.

А чего я ожидала? Он такой же сын Зевса, как я его дочь. Измены у нас в крови. Но сколько бы раз я ни поступала так с Аидом, это всё равно было словно пощёчина — самое настоящее предательство, которое я ещё никогда не переживала.

Лицо горело, слёзы жгли глаза, но я запрещала себе плакать. Вместо это я пыталась дышать медленно и глубоко, считая каждый вдох. Гермес любит меня — в этом я не сомневалась. Но зачем он завёл роман с Афродитой? Неужели полгода — слишком долгий срок, чтобы ждать?

А может, она его соблазнила? Может, ей мало Ареса, Гефеста и Посейдона?

Да конечно, это же Афродита. Ей всегда мало: захотела — взяла, не раздумывая. Мама считала меня эгоисткой, но до сестры мне далеко.

Дверь обсерватории распахнулась и захлопнулось. Я резко вытерла сухие щёки. Мне хотелось сломать что-нибудь. Хотелось схватить шею Гермеса и сжать. Это бы его не убило, но мне стало бы чертовски легче.

— Персефона?

О, а вот и мой шанс.

Я выпрямилась, сощурив глаза на Гермесе. Он выглядел так, будто собирался в спешке: не заправленная одежда, взлохмаченные волосы. Ну, хоть не голым заявился.

— Я же сказала, что не хочу тебя видеть.

— Такого ты не говорила, — он шаркал