— Ты уверена? — прошептал он, и спустя секунду колебаний я заставила себя кивнуть. Он любил меня — это было видно в каждом его взгляде, это чувствовалось в каждом прикосновении, во всём. Он любил меня так, как Гермес никогда бы не смог, и я была последней дурой, когда отказалась от него, даже не попытавшись нормально. Теперь я знала, что такое любовь, и могла попробовать развить её в наших отношениях. Надо просто очень сильно захотеть.

Он снова поцеловал меня, на этот раз нежнее, но не спешил заполнить пустоту.

— Почему именно сейчас? — пробормотал он, скользя губами по изгибу моей шеи. У меня вырвался недовольный стон.

— Потому что… потому что… — голос не слушался. — Потому что я хочу этого, и ты меня любишь, и… Почему мы не можем хотя бы попытаться?

Аид снова посмотрел мне в глаза.

— А как же Гермес?

Я сглотнула. Что-то, видимо, промелькнуло на моём лице, потому что Аид нахмурился.

— Я порвала с ним. Мы можем просто?..

— Ты любишь меня? — прошептал он. Я моргнула от неожиданности.

— Я… я хочу этого, — я провела пальцами по его руке, чувствуя твёрдые мышцы под тёплой кожей. — Прошу, дай мне шанс.

Он глубоко вздохнул, будто до этого вечность не дышал.

— Я уже совершил эту ошибку однажды, — он снова поцеловал меня, на этот раз с щемящей нежностью. — Больше я её не повторю.

Внезапно я перестала ощущать на себе тяжесть его тела. Он снова оделся. Я просто лежалая, нагая и дрожащая от прохлады, и слёзы, которые я сдерживала весь вечер, потекли по щекам.

— Разве ты меня не любишь?

Он вздрогнул, не поднимая глаз от пола.

— Люблю, Персефона. Больше, чем свою вечную жизнь. И именно поэтому я не могу. Со временем, если мы придём к этому постепенно, я буду просто счастлив. Но при таких обстоятельствах, когда я не более чем отдушина для тебя… — он покачал головой. — Прости.

Я открыла рот, чтобы сказать ему, что он не просто отдушина, но не смогла выдавить лживые слова. Нет, он для меня даже не отдушина, а способ почувствовать себя любимой. Способ отомстить Гермесу. Мне было плевать, что будет с нашими отношениями, главное — забыть боль от предательства.

Но как бы я ни боялась это признавать, рана была слишком глубока, чтобы закрыть её чем-то — даже близостью с Аидом. Со мной ещё никогда так не поступали, после Гермеса в моей груди осталась зияющая дыра, которую ничем не заполнить. Я свернулась калачиком, не обращая внимания на свою наготу, и всхлипнула. Аид направлялся к своему столу, но в этот момент вернулся и коснулся моей спины. Это был жест утешения, не романтики — именно то, что мне сейчас было отчаянно нужно.

— Всё в порядке, — бормотал он, заворачивая меня в одеяло. — Всё будет хорошо.

Он мог повторять это сколько угодно, но откуда ему знать? Нет, он понятия не имел.

Я уткнулась лицом в подушку, орошая слезами тёмно-синий шёлк, но Аид не возражал. Вместо этого он лёг рядом и нежно обнял меня.

— Со временем станет легче, — прошептал он. — Сейчас в это сложно верить, но это правда.

От этих слов я только сильнее разрыдалась. Конечно, кому, как не ему, знать, каково это. Я изменяла ему много лет, но ни разу он не показал мне слабости. Он держал всю боль в себе, отказываясь вывалить всё это на меня, пускай даже я это в полной мере заслуживала. Между ним и Гермесом никогда не было соперничества. Аид никогда бы не переспал с Афродитой. У него бы даже мысли такой не возникло. Он был бы рядом со мной днём и ночью… Да он и так был, я просто не обращала на это внимания.

А теперь я словно прозрела. И чётко вижу, что мы не можем быть вместе. Я всё испортила. Я причинила ему столько боли, что мы никогда не сможем двигаться дальше. И эта стена из ненависти и отвращения — никогда не исчезнет. Из-за чего бы она ни появилась, что бы ни вызвало во мне такое отторжение с самого начала, мы уже давно миновали момент, когда это можно было исправить. Эта стена стала частью меня так же, как любовь Аида ко мне стала частью его. Её не обойти, как бы я ни старалась. Если одной силой воли можно было бы сокрушить её, я бы нашла способ сделать это много лет назад.

Постепенно я всё-таки погрузилась в сон, и всю ночь Аид провёл рядом. Когда я проснулась, его руки всё ещё обнимали меня, а глаза были открыты. Он держал меня всю ночь, зная, что мы никогда не будем вместе так, как ему бы хотелось, зная, что я ещё не раз покину Подземное царство и снова причиню ему боль, как только затянутся мои собственные раны от предательства Гермеса.

Нет. Я так не поступлю. Больше никогда. Аид и так уже настрадался из-за меня, и какой бы несчастной я себя ни чувствовала, даже если это означает вечное одиночество, я никогда не позволю этой стене — не позволю самой себе — снова разбить ему сердце.

* * *

Сменялись века и даже тысячелетия. Каждое весеннее равноденствие Гермес ждал меня на поляне, где меня оставлял Аид, но я проходила мимо него, не говоря ни слова. И так год за годом. Со временем мы начали обмениваться взглядами, затем улыбками. После первой тысячи лет он пришёл ко мне в летний домик, и мы провели целый день, ухаживая за садом, как я когда-то делала вместе с мамой. И хотя мы возобновили общение, это было не более чем неловкая дружба.

Без Гермеса моё лето стало немногим лучше зимы. Аид построил для меня несколько домов по всему миру, и хотя я любила их все, первым и последним каждый год для меня был мамин коттедж. Однако сама она заметно отдалилась от меня. Иногда она притворялась, что между нами всё так же, как и раньше, но я чувствовала её разочарование. Все её взгляды, когда она думала, что я не вижу, и