Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы прекрасно описали ситуацию, – похвалил профессора Игорь. – Что было дальше?
Огарков передернулся.
– Кошмар! Женщина увидела незнакомца, попятилась, он к ней кинулся… Я от окна отбежал. Не хотел, чтобы меня заметили. Слышал только визг. Лег на диван и заснул. Вмиг! Разбудил меня крик Разгонова:
– Григорий, Григорий…
Обычно он меня только по отчеству окликал, а тогда просто имя твердил. Я в окно выглянул, увидел, что уже поздно, день прошел, я проспал его. Савелий обрадовался:
– Ты жив!
Такой фамильярности он тоже никогда не допускал. Исключительно на «вы» меня величал.
Я ответил:
– Да.
Он наклонился над Норой:
– Так! Каюк. Она убита! Видел, кто это сотворил?
Я ему рассказал про мужика в панаме, он спросил:
– Костюм бежевый, пиджак типа сюртук, на спине складки и хлястик, его две большие пуговицы держат, брюки мятые, свободные? Панама вроде шляпы, такие колонизаторы в Индии носили, поля мягкие, дно бесформенное и лента на ней полосатая. Да?
Я весьма удивился:
– Ты его знаешь?
Он отмахнулся:
– Потом объясню. Что-то еще запомнил про убийцу?
Я призадумался.
– Руки у него некрупные, сам мелкий, тощий, рост не назову. Он прыгал на Елкиной. А где другая баба?
– Никого тут нет. Одна Елкина! Вторая тетка вам почудилась от страха, – деловито сказал Савелий, – идите сюда, унесем ее за дом в лес, там и зароем.
Только он это произнес, меня словно по голове ударили. Лишь тогда я понял, что стал свидетелем жестокого убийства. Страшного. Господи! Не помню, как до дивана дошел, лег и заснул. Очнулся – ночь на дворе, Савелий водку пил вроде, я опять задремал. Утром он мне такую историю рассказал.
Экран мигнул. Огарков продолжил:
– Неуправляемый бабник завел интрижку с замужней дамой, а у той ревнивый муж. Супруга, думая, что супруг на работе, поехала к Разгонову. А ведь я ему сто раз запрещал в сарайчик, где он жил, своих любовниц приводить. Да Сава кивал и по-своему делал. Спасибо, хоть девки к нему лесом пробирались, я их не видел. Мне приходилось его кобелирование терпеть, где еще я помощника найду? И случилось несчастье. В тот день законный муж прелюбодейку выследил. Он приехал к моему дому, увидел перед лабораторией Элеонору, и у него случился нервный припадок. Он напал на Елкину, убил ее, потом увидел свою жену, которая весьма некстати приехала к Саве, набросился на нее… Вот так!
– Хм, странное объяснение, – протянул Игорь. – Если, как вы говорите, бабы ходили лесом к Савелию, почему та дама во дворе очутилась?
– Мне это понятно, – объяснил Огарков, – я знаю про реактивный психоз. Нормальный человек вследствие сильного стресса становится сумасшедшим. Ну, например, идет человек по улице, а на его глазах машина сбивает прохожего. И человек теряет рассудок. Такая болезнь неплохо поддается лечению.
– Разрешите уточнить? – спросил Родионов. – Элеонору Разгонов похоронил в лесу?
– Да, – подтвердил его собеседник.
– Где?
– Он мне не сказал, – спокойно ответил профессор, – где-то там… среди деревьев. Я же объяснил, что не смог участвовать в этом мероприятии, на диван рухнул. Для меня все, что случилось, явилось потрясением.
– А что произошло с неверной женой? – поинтересовался Игорь. – Она куда подевалась?
На лице профессора появилось странное выражение.
– Я уже говорил вам: понятия не имею.
– Неужели не спросили у Разгонова о судьбе женщины?
– Нет. Зачем?
– Из элементарного человеческого любопытства, – пояснил сыщик.
– Многие знания, многие печали, – пожал плечами профессор, – я задал Савелию вопрос: «Не приедет ли сюда полиция, не начнут ли меня таскать на допросы, не помешает ли то, что произошло, моей работе?» Он ответил: «Нет, не волнуйтесь».
– И что было потом?
– Через несколько дней после катавасии Савелий уронил себе на ногу какую-то тяжесть, позвонил мне, сообщил: сломал два пальца и несколько плюсневых костей, они мелкие. А мне требовались кое-какие расходные материалы! Разгонов же еле-еле от кресла до туалета доходил. Пришлось самому ехать в Фурск, задержался я там, опоздал на последний автобус, пришлось ночевать на вокзале. Столько неудобств из-за неуклюжести Савы! Утром первым рейсом в семь я отправился до Обельяновска, сошел на площади, хотел двинуться в сторону леса и почувствовал, что очень тяжело чемодан тащить. Я направился в собачью больницу, она была рядом. Хотел, чтобы Сава, он там ночевал, мои покупки в лабораторию доставил. Подхожу к зданию… А вместо него пепелище! Потом выяснилось, что проводку замкнуло, вот и полыхнуло. Лаборант погиб.
– И вы купили дом на другом конце Московской области? – продолжил Родионов.
– Мне нравится свежий воздух, и для опытов нужен простор, – вывернулся профессор.
Но Игорь не утихал:
– Откуда у вас деньги на столь крупное приобретение?
Огарков молчал.
– Григорий Константинович, – спросил Игорь, – что я вам сказал до начала записи нашего разговора?
– На некоторые преступления нет срока давности, – пробормотал Огарков. – Если я украл в магазине ведро и через десять лет явился в полицию с повинной, меня отправят домой, потому что этот самый срок давно прошел. А с убийством и другими тяжкими преступлениями так не получится. Если лишил кого-то жизни, то и спустя пять-десять-двадцать лет отвечать придется.
– Вот-вот, – кивнул Игорь. – Помните мое обещание?
– В случае частного предельно откровенного рассказа о произошедшем вы не сообщите в полицию о том, что я… ну…
– Занимался шантажом, – подсказал Родионов.
– Только ради науки! – взвился его собеседник. – Мое открытие избавит человечество от всех болезней.
– Это просто замечательно, – улыбнулся детектив, – я с удовольствием буду жить в сию пору прекрасную. Но лучше сейчас вернуться в тот день, когда вы ездили в Фурск, вернулись и назавтра опять ринулись туда якобы за какими-то расходными материалами.
– Почему «якобы»? Мне понадобились реактивы, которые я в первый приезд не мог взять, тяжело везти большое количество вещей, – забубнил профессор.
– Но не только в них дело? Так?
Огарков издал протяжный вздох.
– Вы из меня прямо печень вынимаете.
– С кем вы встречались в Фурске? – продолжил задавать вопросы детектив.
– С господином Ковригиным, – признался профессор.
– С мэром? – уточнил Родинов.