что сильно снизило исходные показатели для сравнения. Одновременно с ростом урожаев новых культур росли и урожаи традиционных, таких как ячмень и нут. Табак, джут, хлопок и чай, не относящиеся к сельскохозяйственным культурам Зеленой революции, также лучше удавались с 1967 по 1970 год{285}. На самом деле в долгосрочном периоде производство зерновых в Индии росло равномерно без новых семян или методов, которые не сильно изменили тренды, если изменили вообще. Производство пшеницы выросло, но, поскольку пшеницей часто заменяли бобовые, это губительно сказалось и на почве, и на рационе. Рост урожаев риса, основы питания несоизмеримо большего числа индийцев, в действительности замедлился.

Увеличивающееся производство пшеницы не помогло и большинству мексиканских фермеров или потребителей, поскольку земля, отдаваемая под пшеницу, забиралась у тех, кто жил натуральным хозяйством, что лишило многих людей кукурузы, тыквы и фасоли, составлявших традиционный рацион.

Объемы производства подхлестнули не столько чудеса науки, сколько огромные ценовые субсидии{286}. Как отмечает Радж Пател, на Филиппинах «поддержка цены на рис увеличилась на 50 %». «В Мексике власти закупали выращенную в стране пшеницу по ценам почти на 33 % выше, чем на мировом рынке. Индия и Пакистан платили за свою пшеницу на 100 % больше».

Британский ученый, бывший президент Фонда Рокфеллера Гордон Конвей продолжает: «К середине 1980-х годов субсидии покрывали 68 % мировых цен на пестициды, 40 % на удобрения и почти 90 % на воду»{287}. Историк Капил Субраманиан убедительно доказывает, что огромные государственные инвестиции в частные колодцы в земледельческой Индии особенно помогли в выращивании риса, а от новых семян самих по себе почти ничего не зависело{288}.

Безусловно, доля голодающих в мире уменьшилась с 1960-х годов, но нигде она не упала настолько существенно, как в Китае, где никаких вмешательств в рамках Зеленой революции не предпринималось. В Китае осуществленная более мудрая земельная реформа, распределение собственных гибридных семян, инвестиции в орошение и более щедрые субсидии с целью поддержания уровня цен напрямую сельским крестьянам совершили внутреннюю сельскохозяйственную революцию, почти или совершенно ничем не обязанную Западу{289}.

Китай разрешил отдельным семьям выращивать собственную еду и продавать ее на полуоткрытом, но управляемом рынке, а социальная политика защищала продовольственную безопасность и местное производство. Целью было не только увеличить урожай, но и сократить бедность и способствовать благополучию. Меры сработали: после эпохи Мао производство утроилось, но еще более важно то, что произошло самое значительное в мире за всю историю снижение уровня бедности. По статистике Всемирного банка за 2016 год, число бедняков в сельском Китае – к ним относятся люди, живущие менее чем на доллар в день, – сократилось с примерно 490 млн человек на 1979 год до приблизительно 82 млн на 2014-й, то есть с 50 % населения до всего 6 %{290}.

Если вычесть Китай, то количество голодающих в мире на самом деле выросло в период расцвета Зеленой революции, несмотря на увеличение урожаев. Например, в Южной Америке количество продовольствия на душу населения увеличилось почти на 8 %, а число голодающих – на 19 %. Аналогично в Южной Азии к 1990 году произошел рост количества продовольствия на человека на 9 %, но это сопровождалось 9 %-ным увеличением числа голодающих{291}. Плоды Зеленой революции не кормили людей на местах; они продавались на мировом рынке.

Имелись и другие проблемы, даже в Китае, модель которого была далеко не идеальна. Гибридные семена чего-то стоили, только если вы могли себе позволить пестициды, чтобы защищать их от вредителей. Например, в Индии использование пестицидов во второй половине XX века выросло в двадцать раз. В целом, по оценкам, отравление пестицидами убивает или укорачивает жизни миллиона человек в год{292}.

Сельское хозяйство в стиле Зеленой революции также требовало нового оборудования и бо́льших наделов земли, для чего нужны были кредиты. Это оставило за рамками программ большинство фермеров и означало, что, как и в Америке начала XX столетия, новые технологии послужат почти исключительно состоятельным владельцам. Большинство мелких издольщиков не имели земли для участия в программах и не могли себе позволить вложить деньги в оборудование, даже если хотели, а многие из тех, кто одолжил деньги для перехода на «современные» методы, обанкротились. В результате подскочил уровень самоубийств среди фермеров в Индии и повсюду в мире. Более того, сельское хозяйство нового типа свело к минимуму использование труда. Это выдавило крестьян в города, где многих из них ждала безработица.

Поборники Зеленой революции считали модели местной экономики, ориентированной на фермера, устаревшими и даже невозможными. В своем невежестве и наивности они уверовали, что природа существует для того, чтобы служить нам, и что, эксплуатируя ее должным образом, наука может решить проблему справедливости и неравенства.

Эти заблуждения сохранялись даже перед лицом ужасных последствий. Основанное на химии сельское хозяйство отравляло почву, воздух, воду и другие ресурсы, лишая миллионы людей средств к существованию и меняя их рацион непредсказуемым и катастрофическим образом, в то же время почти или совсем не решая проблему голода. Некоторыми «зелеными революционерами», возможно, двигал идеализм, хотя он и вел их к заблуждению, но для большинства стимулом были деньги.

Безусловно, фермеры-бедняки знали, как делать свое дело. Большое количество продуктов питания в мире создается мелкими хозяйствами, обладающими меньшими ресурсами, чем их богатые конкуренты. Если бы энергия, научные исследования и государственные субсидии, стимулировавшие промышленное сельское хозяйство, были вместо этого направлены на совершенствование крестьянской агрокультуры, сокращение нищеты и переход к более справедливому пользованию землей, прогресс был бы колоссальным и намного более ощутимым, чем шумные обещания Зеленой революции «накормить мир».

Неизвестно, насколько справились бы с этими задачами стратегии устойчивого земледелия, если бы они были поддержаны Соединенными Штатами. Однако цели стимулировать разумную земельную реформу и найти способы поддержать и улучшить традиционное сельское хозяйство никогда не ставились. Эти методы попросту не обещали таких прибылей, как промышленная агрокультура.

Что касается выигрыша от роста урожаев зерновых, обеспеченного Зеленой революцией, то он достался не местным фермерам, а торговцам зерном, в интересах которых эта система работала превосходно.

К 1970-м годам Европа давно оправилась после войны, а Бразилия, Аргентина, Китай, Южная Африка и другие страны начали индустриализовать свое сельское хозяйство. Выросшее влияние ОПЕК, неустойчивые курсы валют, растущая мощь корпораций – и ситуация в мировой торговле начала приобретать все более туманный характер. Лучше всего это понимали компании – как правило, частные, вертикально и горизонтально интегрированные, – которые сейчас известны под общим названием ABCD: Archer Daniels Midland, Bunge, Cargill и Louis Dreyfus. Они контролировали рынок, действовали тайно и знали о ценах и местонахождении биржевых товаров больше государственных властей. Это повлекло за собой драматические события, который Марта Макнил Гамильтон назвала «Великим зерновым ограблением»{293}.

Сотни миллионов тонн зерна мололись, перерабатывались и продавались ежегодно. Программы экспорта США гарантировали, что, когда трейдеры покупают американское зерно, Министерство сельского хозяйства субсидирует разницу между низкими мировыми ценами и более высокими ценами на внутреннем рынке. Манипуляции с этими субсидиями гарантировали трейдерам прибыли.

Таким образом, Соединенные Штаты поддерживали своего рода геополитическую стабильность, держа другие страны в зависимости от своего производства продовольствия. В значительной мере это делалось посредством демпинга – продаж на мировом рынке субсидированных, более дешевых товаров, что подрывало продажи товаров местного производства. Демпинг был официально запрещен Генеральным соглашением по тарифам и торговле (General Agreement on Tariffs and Trade, GATT), но, когда дело касалось сельского хозяйства, имелось множество обходных путей, и к соблюдению запрета редко принуждали.

Летом 1972 года Советский Союз, прогнозируя недостаточный урожай зерновых, заключил с трейдерами контракты на крупные поставки, оставшиеся неизвестными остальному миру. Объемы достигали трети всего американского урожая пшеницы – крупнейшая сделка в истории торговли зерном{294}. Это поставило Министерство сельского хозяйства США перед необходимостью субсидировать экспорт в размере порядка 300 млн долларов, что привело к сокращению предложения{295}. Министерство было заранее уведомлено о заключенных сделках и имело возможность скорректировать цены или подготовить резервы, чтобы дать фермерам возможность принять участие в этой сделке и уменьшить тяжесть разразившегося вследствие этого продовольственного кризиса,