мнением. Люди боялись, что в результате смешения генов разных сортов – и даже разных биологических видов и родов – получатся семена с нежелательными и неконтролируемыми свойствами, по сути «Франкенпродукты».

Представление о том, что генетически модифицированные организмы опасны сами по себе, не подтвердилось (на сегодняшний день). Однако, даже если семена или сельскохозяйственные культуры, которые из них вырастают, не причиняют вреда, а в генетически модифицированных организмах (ГМО) как таковых нет ничего ужасного, химические вещества, необходимые для выращивания растений из этих семян, так же разрушительны, как и многие другие пестициды.

Что касается безопасности, Администрация по контролю за продуктами объявила, что культуры, выведенные традиционным образом и генетически измененные, «в сущности, эквивалентны» (если вы думаете, что «в сущности эквивалентность» отменяет патентное право, вы ошибаетесь). Она же постановила, что тестирования ГМО-организмов на безопасность до вывода их на рынок необязательны, кроме случаев, когда известно, что отредактированные гены вызывают аллергические или другие нежелательные реакции. (Как можно узнать об этих нежелательных реакциях без предварительного тестирования, непонятно.) На самом деле Соединенные Штаты никогда не ставили во главу угла принцип превентивности, согласно которому необходимо убедиться, что новый продукт или процесс не причинит вреда, прежде чем его продавать. Европейский подход иной. В Европе генетически модифицированные продукты сельского хозяйства можно продавать только после проверки.

Мало того, что ГМО содержатся в десятках или сотнях тысяч продуктов, эти продукты еще и неотличимы от немодифицированных. (В Соединенных Штатах, если продукт содержит кукурузу или сою и не сертифицирован как органический, то он почти наверняка содержит ГМО.) Эта ситуация сохраняется, несмотря на то что в ходе изучения общественного мнения раз за разом до 90 % опрошенных американцев заявляют о своем желании знать, изготовлена ли пища, которую они едят, из генетически модифицированных растений.

Flavr Savr стал не единственным нашумевшим примером неудачной генетической модификации. Рекомбинантный гормон роста крупного рогатого скота (rBGH) – созданный методом генной инженерии гормон, повышающий надои у коров, был массово отвергнут потребителями молока, потому что стало известно, что он вызывает болезни у коров{305}. (Monsanto безуспешно пыталась скрыть обличающие свидетельства.){306}

Все эти неудачи не остановили Monsanto на пути к главному призу. К 2013 году, сообщает Дженнифер Клэпп, «на Monsanto приходилось 90 % мирового рынка генетически модифицированных семян»{307}. В значительной степени это была заслуга фирменной линейки семян «Раундап Реди», то есть семян, невосприимчивых к «Раундап», производимому компанией гербициду «широкого спектра». Основным ингредиентом «Раундап» является глифосат, химическое вещество, убивающее практически каждое растение, с которым соприкоснется, блокируя фотосинтез.

Начнем с того, что «Раундап» полезен лишь при условии, что вы могли аккуратно его распылить. Если вы промахивались мимо ядовитого плюща и задевали азалию – что ж, прощай, азалия. Аналогично, если вместо азалии вы опрыскивали кукурузу…

Однако с разработкой семян «Раундап Реди» стало можно опрыскивать все подряд и убивать все, кроме культуры, которую вы хотели вырастить, в первую очередь кроме кукурузы и сои. По крайней мере, так было в теории.

Для крупных фермеров это звучало идеально. Использование глифосата в Соединенных Штатах увеличилось с 5,6 млн кг в 1992 году до примерно 120 млн кг на сегодняшний день{308}; общемировые масштабы его применения достигли 800 млн в год.

Если вам показалось, что теория звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, вы не ошиблись. С начала применения «Раундап» разнообразные растения выработали невосприимчивость к глифосату, что привело к появлению поколения «суперсорняков», на которые не действуют гербициды. Monsanto в ответ дополнила глифосат другими гербицидами, а также профинансировала исследования, утверждавшие, будто глифосат совершенно необходим в сельском хозяйстве, и «доказавшие» его безопасность{309}.

Генетически модифицированные семена обещали снизить использование пестицидов и увеличить урожай{310}. Продукты Monsanto не сделали ни того ни другого. Применение пестицидов увеличилось, и ученые не пришли к согласию в вопросе о том, что генетически модифицированные семена, включая, но не ограничиваясь «Раундап Реди», дают больший урожай, чем традиционные.

В действительности всем остальным, кроме Monsanto, «Раундап» дал очень мало выигрышей. Он повысил затраты фермеров, не увеличив доходы, создал поколения невосприимчивых к пестицидам сорняков и, как выяснилось, вызывал рак у садоводов, владельцев ферм, сельскохозяйственных рабочих и даже прохожих.

Компания Bayer купила Monsanto в 2016 году за 66 млрд долларов наличными, о чем сейчас почти наверняка сожалеет. На момент, когда я это пишу, Monsanto проиграла три суда по обвинениям в провоцировании рака. Присяжные присудили компании в общей сложности почти 2 млрд долларов штрафов за причиненный ущерб, и в июне 2020 года Monsanto заключила соглашение по коллективному иску почти 100 000 истцов о выплате 10 млрд долларов, ставшей «одной из самых крупных досудебных выплат в истории гражданского делопроизводства»{311}.

Этого оказалось недостаточно, чтобы объявить генную инженерию в области сельского хозяйства провальной стратегией, потому что у других продуктов была лучшая судьба, и их разработка представлялась на первый взгляд более оправданной. Эти культуры, использующие бактерию Bacillus thuringiensis (Bt), стали столь же важными в выращивании хлопка, как генетически измененные семена в возделывании кукурузы.

Если Bt ответственно используется в качестве инсектицида, то ее действие прекращается через неделю. (Ее применение разрешено даже стандартами органического земледелия.) Однако Bt-измененные культуры в действительности не заменяют инсектициды – они сами производят инсектициды, постоянно выделяя облачко бактерий. Как и следовало ожидать, постоянное присутствие Bt со временем усиливает резистентность, и приходится по очереди добавлять другие пестициды. В большинстве случаев добавочным пестицидом является неоникотиноид, относящийся к классу веществ, которые являются главной причиной массовой гибели медоносных пчел{312}. Так генная инженерия понимает «успех».

Есть и другие примеры (сторонников Зеленой революции не порадует то, как мало внимания я уделяю золотому рису[45], очередному «перевороту» в земледелии, обернувшемуся разочарованием). Можно с уверенностью утверждать, что на данный момент продукты генной инженерии в сельском хозяйстве только и сделали, что углубили промышленные методы и усложнили существующие проблемы – особенно тем, что увеличили продажи химикатов и подхлестнули монокультуру, – а также создали новые проблемы.

Часть III

Изменение

13

Сопротивление

Самое точное представление о промышленном сельском хозяйстве дает сравнение с добычей полезных ископаемых: извлечение почвы, воды, химических элементов, ископаемого топлива и многого другого, в ходе которого быстро используются богатства, формировавшиеся в течение целых геологических эпох. Благодаря такому сравнению сразу становится очевидно, что этот процесс не может длиться вечно. Говоря современным языком, подобная практика неустойчива; она не может поддерживать собственное существование.

Либих признал это в XIX столетии, когда отметил, что «глупо» действовать так, словно «Земля неистощима в своих дарах»{313}. Современное понимание пределов природы уходит еще дальше в прошлое. В законах Ньютона раскрывается конечность материи, а древнегреческий философ Эпикур сказал: «Вся совокупность вещей всегда была такой же, как сейчас, и всегда останется такой же самой».

Невзирая на законы природы, магистральная линия экономической мысли заставляет нас поверить, что неограниченный экономический рост в каждой сфере, включая сельское хозяйство, является синонимом здорового общества – даже если этот рост означает безжалостное разрушение окружающей среды. Она также хочет нас убедить, что аграрно-пищевой комплекс (добыча полезных ископаемых) имеет полное право неизменно уклоняться от оплаты «внешних факторов» – на экономическом жаргоне так называются побочные последствия ведения бизнеса, такие как экологический ущерб или болезнь.

Эти последствия совершенно реальны и ужасны. Способность природы противостоять физическому и химическому насилию ограниченна, как и ее ресурсы. То же самое, разумеется, относится к человеческому организму.

Вплоть до 1950-х годов экономическое развитие, депрессия и война являлись настолько масштабными факторами отвлечения внимания, что промышленное сельское хозяйство завоевало господство практически незаметно. Если его вообще как-то оценивали, то видели в нем исключительно чудо-машину, производительную и удобную. Многие вообще понятия не имели, как она работает. Мои родители относились к первому поколению,