Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Мустафин запер дверь и мгновенно повесил плотный непроницаемый купол. Я ждал его возле стола и, получив разрешение сесть, расположился в кресле для посетителей.
— Как успехи с поручением? — куратор устроился напротив меня.
— А то вы не знаете.
— Опять изволите огрызаться, ваше сиятельство. Нехорошо.
Я вздохнул и развалился в кресле. Ну вот чего он мне яйца выкручивает, а? Знал же, что раз я пообещал, то сделаю. Знал и про то, что я с ночи и весь день носился по Аудиториуму как ошпаренный, пытаясь получить аттестацию по всем возможным предметам.
Один хвост, к слову, закрыл. По иронии долг висел по “Введению в Артефакторию” — все время болтался в Лабораториуме с Хруцкой, а сам умудрился продолбать две лабораторные и несколько домашек по предмету, который успел неплохо изучить на уровне азов. Причем на практике. Оставалось лишь уговорить преподавателя взглянуть на пару артефактов, которые я, пользуясь случаем, сделал в кабинете Ядьки. И закономерно получил зачет.
— Полагаю, вам уже сообщили о состоянии Денисова, — я подался вперед, неотрывно пялясь в глаза куратору. — И о его восприятии себя.
— Сообщили. Но мне было интересно, когда ты сам меня обрадуешь.
Я всплеснул руками.
— Как видите, радую.
— Сдается мне, кое-кто слегка переусердствовал. Мог просто стереть нужную часть воспоминаний, а не весь год.
— Так вышло. И вам уж точно от этого вреда не будет.
— Это как посмотреть. Если до Денисова доберется толковый менталист, он сможет засечь, что провалы в памяти были рукотворными. А с учетом связей, которыми обладает род Денисовых, уверяю, менталист до твоего дружка доберется. А дальше…
— Ну доберется, и что? — набравшись наглости, я широко улыбнулся. — Он засечет лишь то, что над его памятью кто-то работал. И если этот менталист не из Романовых, то он не сможет понять, чьих рук дело это было.
Мустафин холодно улыбнулся.
— Допустим.
— А дальше просто — Аудиториум зачищал память всем, кто проходил Третье Испытание. Да и после этого могли подтирать нужное. Ментальная защита у Денисова от природы слабая, а после таких воздействий стала и вовсе дырявой. Поэтому любой менталист скажет, что отравление могло лишь ускорить неминуемые проблемы с головой. А дальше их будет заботить лишь то, как заставить Костю пережить минувший год экстерном и вернуться в Аудиториум. И во всех случаях до вас не доберутся. Все, эта ниточка оборвана.
Закончив, я устало обмяк в кресле. Вероятно, Бюлер была права — мне и правда следовало попить таблеточки, что она прописала. Силы словно выливались из меня как из кувшина с дырявым дном. Отдых. Мне нужен был нормальный отдых…
Куратор кивнул и сложил ладони домиком.
— Молодец. В отличие от Денисова, голова у тебя и правда варит. Это хорошо.
— И что дальше? Ваше поручение я выполнил, причем поизящнее, чем могло получиться в самом крайнем случае. Каков теперь ваш шаг, Савва Ильич?
Мустафин задумчиво меня разглядывал — блуждал глазами по моему лицу, словно пытался прочесть в нем что-то, чего я сам не понимал.
— Поручение выполнено, верно. И меня удовлетворил результат. А дальше, Михаил, все просто — ты ждешь от меня новостей. Если твои деяния впечатлят моего патрона… И если ячейка согласится тебя принять, что ж… Снимем с тебя ошейник. Но ты ведь понимаешь, что, сняв один, тут же наденешь другой?
Ага. И еще неизвестно, какой лучше.
Не многовато ли ошейников на одной шее? Корф, Аудиториум, теперь эти… Как долго я смогу плясать между ними, не раскрывшись? И как далеко смогу уйти, когда это произойдет?
— Понимаю, — тихо отозвался я. — Вы, главное, поводок без шипов выбирайте. А то у жестокого хозяина и собака кусачая.
Мустафин криво усмехнулся.
— Ты мне отчасти нравишься, Соколов. Наглый, дерзишь, ходишь по тонкому льду. Посмотрим, чем ты сможешь быть полезен. И впредь внимательнее выбирай друзей. Впрочем, отныне мы будем внимательнее за тобой приглядывать.
— И снова неверно! — преподаватель швырнул мне исчирканный красными чернилами листок. — Переделывайте, Соколов.
Господи, да что на этот раз неправильно?
Я поймал лист на лету, тяжко вздохнул и углубился в изучение ошибок. Преподаватель Теории применения Благодати откинулся на спинку кресла и окинул скучающим взглядом аудиторию.
— Ну, кто еще готов? — спросил он.
Проштрафившиеся “перваки” все как один поджали хвосты и с подчеркнутым рвением принялись калякать решения задач.
— Нет смельчаков, да? — усмехнулся препод. — Хотя, быть может, вы и правы, что не торопитесь. Соколову, вон, скорость не помогла.
Яков Алексеевич с говорящей фамилией Козловский был своего рода легендой Аудиториума и одной из главных страшилок младшекурсников. Теория применения Благодати сама по себе была предметом нелегким — сплошные формулы, символы, расчеты. А в интерпретации Козловского она становилась и вовсе невыносимой. Лекции он вел нудно, задавал много, а на зачетах и экзаменах драл так, что штаны трещали.
Случалось, что даже круглые отличники выползали от него в слезах и с отметкой “уд” — привет, испорченный выпускной табель с оценками.
Ирка каким-то чудом заработала “хорошо” и была на седьмом небе от счастья. Чтобы охочая до высоких баллов Штофф — и радовалась “четверке”? Это и правда многое говорило о Козловском.
Теперь я попал в жернова его стандартов оценки, и приходилось мне туго. Сперва нужно было получить допуск — сдать все рефераты и доклады, показать переписанный от руки конспект всех лекций, предоставить исчерпывающее объяснение каждому прогулу… И лишь после этого можно было выйти на сдачу.
С отмазками по каждому прогулу помог Мустафин — в кои-то веки от сотрудничества с куратором был толк. С недоделанными рефератами и докладами помогали Ирка и Сперанский — у этих двоих предмет шел хорошо. А вот конспект пришлось строчить самому — собирал заново свои записи, переписывал содержание пропущенных лекций, все подчеркивал по линеечке и уделял особое внимание полям. Требования к оформлению здесь могли дать прикурить ГОСТу.
— Соколов, вам все ясно по замечаниям? — видимо, заскучавший препод решил поразвлекаться и снова докопался до меня.
На его высокомерной роже играла нахальная улыбка, и у меня чесались кулаки. Так и хотелось врезать! В моей прошлой жизни тоже попадались такие преподы, причем чаще всего они были весьма принципиальными в вопросах взяток. Только честная сдача, только хардкор. Что-то подсказывало, что и Козловскому унижение студентиков было дороже злата.
— Да, все ясно, — кивнул я, пробежавшись глазами по ошибкам. — Разрешите решить заново?