Ну вот слыхом тогда не слыхивали о политкорректности и толерантности, что думали, то в газетах писали и в парламенте говорили.

Англо-французские войска, разбив маньчжурскую конницу, заняли Пекин. Император бежал. Победители весело разграбили его летний дворец (а грабить там было что), а потом сожгли. Новый мирный договор подтверждал все статьи Тяньцзиньских договоров.

(Поскольку из песни слов не выкинешь, должен уточнить: тогда же русский посол граф Игнатьев подписал договор, по которому к России переходило 400 000 квадратных миль в Приамурье – земли, из-за которых Россия и Китай спорили и пару раз воевали еще с XVII в. Ну что тут скажешь? Все тогда так делали, сильные отхватывали куски у слабых, и это считалось вполне пристойным поведением. По крайней мере русские не торговали опиумом и в «опиумных войнах» участия не принимали.)

Вскоре пришел черед тайпинов. Они – наивные души! – решили полностью искоренить торговлю опиумом на подконтрольных им территориях. Вот тут дружеская улыбка англичан моментально сменилась волчьим оскалом. Борьба с прогнившей монархией – это, конечно, красиво и благородно, но опиум – это святое.

Британцы совершили поворот на сто восемьдесят градусов – им было не привыкать откалывать в политике такие номера. Английские и французские войска обрушились уже на тайпинов. Английские военные инструкторы сколачивали из деморализованных императорских частей соединения, способные воевать по-настоящему. Не отставали и французы – они прислали своих офицеров, подготовивших «отряд иностранных ружей», воевавший с тайпинами довольно успешно. К ним примкнул многочисленный отряд наемников под командованием американского авантюриста Уорда (американцы, английские матросы и филиппинцы), печально прославившийся лютыми грабежами и убийствами направо и налево правого и виноватого.

Тайпинов разгромили. Хун Сюцуань покончил с собой. Когда в 1864 г. разделались с остатками тайпинов, смело можно сказать, что Китай перестал существовать как независимая страна. Император оставался на престоле, но заправляли всем европейцы, и в первую очередь англичане, торговавшие теперь опиумом совершенно официально. Полстраны лежало в развалинах – оросительные каналы и плотины разрушены, поля сожжены, многие города и неисчислимое число деревень разорены. В самом деле, зачем еще и аннексировать Китай? Англичане и так получили все привилегии, какие только хотели. Китай и так фактически стал колонией, и это продолжалось, пока не пришел Мао Цзэдун и не взял Пекин.

Сколько миллионов китайцев погибли от опиума, так никогда и не будет подсчитано, но счет идет именно что на миллионы. К тому же китайских рабочих стали десятками тысяч вывозить в колонии Британии и Франции, в США – с согласия императора (а куда бы он делся? Не в рабство, конечно, но они были заняты на самых тяжелых работах, получали сущие гроши и на социальной лестнице стояли ниже плинтуса, абсолютно бесправные (прочитайте Брета Гарта, у него лучше всех из американских писателей описано положение китайских кули).

Но мы чуточку забежали вперед. Если вернуться в начало 50-х годов XIX в., мы обнаружим, что британцы выбрали себе новую мишень. Федор Иванович Тютчев, не только великий поэт, но и крупный государственный чиновник, писал жене: «Мы приближаемся к одной из тех исторических катастроф, которые запоминаются навеки. Невозможно, чтоб было иначе; невозможно, чтобы приступ бешенства, обуявший целую страну, целый мир, каким является Англия, не привел к чему-нибудь ужасному». Он же чуть погодя: «Давно уже можно было предугадывать, что эта бешеная ненависть, которая с каждым годом все сильнее и сильнее разжигалась на Западе против России, сорвется когда-нибудь с цепи».

Так и произошло. Ненависть сорвалась с цепи. И в первую очередь в Англии – долго и старательно подогревавшаяся политиками и газетами. Вот пара многозначительных цитат: «Надо вырвать клыки у медведя… Пока его флот и морской арсенал на Черном море не разрушен, не будет в безопасности Константинополь, не будет мира в Европе». Это из выступления в парламенте Джона Рассела, лидера палаты общин, руководителя Либеральной партии (1854 г.).

О каком медведе идет речь, объяснять, или не стоит? В том же году газета «Таймс» высказалась еще откровеннее: «Хорошо было бы вернуть Россию к обработке внутренних земель, загнать московитов в глубь лесов и степей».

Крымская война стояла на пороге.

Крымская война (или Восточная, как ее долго называли в дореволюционной России) в современной литературе вовсе не овеяна мифами и легендами, но ее причины сплошь и рядом излагаются крайне упрощенно. О некоторых весьма существенных не упоминается вовсе – надо полагать, оттого, что не копают очень уж глубоко. Да и интеллигенция наша экономикой пренебрегает, обращаясь к ней крайне редко. Между тем за кулисами Крымской войны (как было со множеством других) вновь пряталась наша старая знакомая, Старушка Экономика, как всегда, делая вид, что ее там и нет…

Конечно, не последнюю роль сыграла самая оголтелая русофобия, десятилетиями пестовавшаяся в Англии – с тех пор, как британцы стали видеть в России главного стратегического соперника, способного, чего доброго, влезть в Афганистан и в Индию, да и вредившие английской экономике кое-какими действиями. Русофобию старательно нагнетали и газеты, иногда весьма серьезные и влиятельные, и «ястребы» в парламенте. Это, безусловно, причина, но не главная. Кто бы спорил, англичанам хотелось остричь когти русскому медведю, а лучше всего – и лапы оторвать с корнем, загнать Российскую империю обратно в пределы Московского царства. Что часто говорилось открытым текстом и печаталось на первых страницах газет – я уже приводил не один пример.

Причины Русско-турецкой войны, когда адмирал Ушаков нанес при Синопе сокрушительное поражение турецкому флоту, а русская армия заняла так называемые Дунайские княжества, Молдову и Валахию, опять-таки преподнося даже не упрощенно-романтически, что ли. Якобы Россия пошла на это, чтобы «защитить православных братьев, стенающих под басурманским игом».

Это не есть правда. Не так уж «православные братья» и «стенали». В отличие от мусульман-шиитов турки-сунниты вовсе не были столь уж упертыми религиозными фанатиками, более того, они предпочитали, чтобы их православные подданные так и оставались православными и не стремились к мало-мальски массовому обращению их в ислам. Снова чистой воды экономика: «райя», то есть немусульманское население Османской империи, платили гораздо больший налог, чем мусульмане. Так что каждый обращенный в ислам иноверец представлял собой убыток для турецкой казны.

Конечно, была еще и «проблема ключей». Поскольку турки, как только что говорилось, были народом веротерпимым, в Константинополе-Стамбуле имелось немало христианских церквей – и православных, и католических, и других конфессий. Турки их ни в чем не притесняли. И бытовыми вопросами – текущим ремонтом, разными хозяйственными делами – ведало учреждение, состоявшее из христиан. Оно же распоряжалось ключами от церквей – от всех, независимо от конфессии. Довольно долго ключи находились в руках православных митрополитов, но потом французский император Наполеон Третий добился, чтобы турки их передали католическому духовенству. Ну и Николай якобы принял это настолько близко к сердцу, что объявил Турции войну.