Идеал знания XVII века опирался на определенную Гоббсом проблему того, как сдерживать обещания. Достоверное отражение бытия, будь оно предоставлено торговцами, статистиками или натурфилософами, было тем, что позволяло добиваться согласия между чужими друг другу людьми. Экспертное знание принимает форму обещания: доверяй мне, это факты. Но то, что имеет место в современных военном деле и корпоративной стратегии, является не столько основой для социального консенсуса, сколько инструментами социальной координации. Основное наставление любого лидера – следуй за мной. Вопрос состоит не в том, все ли согласны с положением дел, а в том, как физические, интеллектуальные и эмоциональные порывы каждого могут быть объединены в подобие некоего альянса друг с другом. Чувство, создаваемое великими лидерами, это не столько доверие, сколько преданность.

Достигается это путем применения ряда психологических, управленческих и риторических техник, среди которых маркетинг, пропаганда, ура-патриотизм и провокация глубинных возмущений. Слова делаются инструментом доминирования; по той же причине они действительно способны эмоционально ранить. Невербальные символы и медиа, нацеленные непосредственно на наши чувства, становятся еще более важными в борьбе за мобилизацию и контроль людей. Знания и методы, изначально требовавшиеся на войне, теперь являются частью повседневной гражданской жизни, отчасти потому, что метафоры о «войне» взяты на вооружение популистами, конспирологами или троллями. Но внимание к оперативности и стратегической полезности знания более не характерно лишь для вопросов безопасности или обороны. Теперь это касается также и того, как бизнес поддерживает свое преимущество и общественное влияние. Образ лидера наполеоновского типа, что полагается на свое «чутье» и меняет мир вокруг себя, теперь ценится у предпринимателей больше, чем у военных. Продвижение этого культа предпринимательства стало одним из наиболее значимых интеллектуальных намерений XX века.

Сооснователь PayPal и один из ранних инвесторов Facebook, Питер Тиль, один из самых известных поклонников венчурного капитала в Кремниевой долине, не раз был замечен в активном поиске возможностей установления связей между технологическими компаниями и администрацией Трампа. Известен он и своими безумными идеями и футуристическими прожектами, в том числе предположением о том, что смерть может стать вещью «необязательной», как только естественные процессы получится полностью изучить и остановить. Питер Тиль выражал интерес к явлению «парабиоза», практикующего забор крови у молодых людей с последующим переливанием пожилым с целью омоложения. Его самым большим политическим опасением является то, что политика демократов со временем задавит экономическую свободу. Тиль считает, что этому необходимо противиться путем строительства плавучих городов в океане и расширения капиталистического развития в космос[158].

Кроме того, Тиль исповедует собственную философию познания, на которой строится его вера в предпринимательство. В своей книге «От нуля к единице» он пишет:

Весь мир состоит из бесчисленных секретов, ожидающих раскрытия и эксплуатации предпринимателями, которые будут ревностно охранять их как основу для строительства будущих бизнес-империй. Действительно амбициозный делец, или «основатель», как предпочитает называть их Тиль, начинает с того же вопроса, что и офицер разведки: что есть нечто, о чем мне никто не говорит.

В этом контексте традиционные научные исследования, что проводят в университетах, имеют ограниченную ценность. Ученые предоставляют множество фактов, которыми можно делиться, но часто не имеют склонность опознавать и хранить секреты. Напротив, Тиль заинтересован в знаниях публично не общепринятых, а порой даже отвергаемых мэйнстримными экспертами:

В 2010 году он заявил, что будет финансировать новую программу академического членства (фелло), в которой 24 молодым людям предлагалось по 100 000 долларов при условии, что те бросят колледж и будут стремиться к своим мечтам иными способами. Когда знание начинает цениться за даваемые им конкурентные преимущества, научный идеал общественного консенсуса пропадает. Вместо этого истина и разведданные подлежат накоплению и максимальной эксплуатации.

Бизнес превращается в подобие военной кампании, где уловки и обман основное оружие, а цель состоит в уничтожении конкурентов в той же области. В глазах Тиля такие люди, как Джефф Безос из Amazon или Марк Цукерберг из Facebook, стремятся злоупотреблять своими секретами до самого конца и в итоге уничтожить всех возможных соперников. Если же монополия кажется чем-то несправедливым или опасным, как традиционно считают экономисты и сотрудники регулирующих ведомств, то ответ Питера в таком случае брутален: «Конкуренция – для неудачников». Предприниматель-победитель становится фигурой наполеоновского типа, который меняет мир, полагаясь на силу своей воли. Подобно одаренному военачальнику, основатель сочетает инстинкты, интеллект и стойкость духа, чтобы пройти по пути, большинству людей недоступному, в процессе «нарушая» имеющийся статус-кво и создавая новый.

В какой-то мере философия Тиля является агрессивной экстраполяцией ряда тенденций, имевших место в середине XIX века. С индустриализацией, а после нее образованием профессионально управляемых корпораций развилась потребность в инженерном знании, как частного актива, во избежание его эксплуатации конкурентами. Фраза «интеллектуальная собственность» впервые возникла в одном американском юридическом заключении в 1845 году и через 15 лет начала распространяться по Европе. Через короткое время после этого были законодательно признаны понятия коммерческой тайны и бренда. Имея достаточную юридическую защиту и развитые управленческие структуры, корпорации вскоре смогли осуществлять научные исследования в частных коммерческих целях, точно зная, что результат останется их «собственностью». Идеал XVII века, согласно которому экспертное знание относится к общественному достоянию, потеснила индустриальная альтернатива, где наука превратилась в инструмент получения прибыли. Множество современных проблем, связанных с принципом коммерческой тайны, – к примеру, когда фармацевтические патенты препятствуют доступной медицине или когда цифровые алгоритмы не являются публично прозрачными, – можно отследить с конца XIX века, когда бизнес впервые стал рассматривать знание как незаменимый источник конкурентного преимущества.