Практически сразу после Первой мировой войны австрийский философ Отто Нейрат представил оптимистический анализ, озаглавленный «Военная экономика». Он утверждал, что война оказала положительный эффект в виде переноса внимания от денежной ценности товаров на внутренние нужды населения и государства. Даже такая страна, как Австро-Венгрия, только что проигравшая войну, может в итоге стать сильнее, благодаря усвоенным урокам эффективного управления собственной экономикой. Как странно бы это ни звучало, война может «быть даже в какой-то мере спасением». Военная экономика показала, что государства способны управлять индустрией более эффективно, чем частный бизнес, так как на них не влияли взлеты и падения рыночной экономики. Нейрат заключил свой труд по-своему логичным вопросом: «Может ли такой же или даже лучший результат быть достигнут мирным путем?»[164] Иными словами, может ли экономика военного времени продемонстрировать превосходство социализма?

В ответ на этот вопрос через год был опубликован памфлет, содержавший решительное «нет». Он назывался «Экономические вычисления в социалистическом содружестве», а его автором был экономист либертарианского толка Людвиг фон Мизес. Во время Первой мировой войны Мизес служил в армии, а также занимал должность экономического советника при военном ведомстве Австрии. Его послевоенная карьера в Вене сочетала преподавательскую деятельность и посты на государственной службе. Он прославился как один из величайших защитников свободного рынка, строя свои суждения на основе доводов, изложенных в трудах своего вдохновителя, экономиста Карла Менгера. Кроме того, Мизес был евреем, из-за чего в 1940 году был вынужден бежать из Австрии в США.

Впоследствии Мизес сделался кумиром американских либертарианцев, включая многих из числа самых рьяных антиправительственных деятелей нашего времени, таких как Рон Пол и братья Кох, которые внимательно изучали его труды в 1960-х. В 1982 году в городе Оберн, штат Алабама, был основан институт Людвига фон Мизеса, чьей задачей стало продвигать прорыночное и антиправительственное мышление. Его труд «Экономические вычисления в социалистическом содружестве» опроверг утверждения Нейрата во времена, когда социализм быстро набирал популярность в так называемой «Красной Вене». Попутно это заложило основы совершенно нового понимания достоинств свободного рынка, которое впоследствии проложило себе дорогу в политические программы Маргарет Тэтчер и Рональда Рэйгана. Как и его будущие последователи, Мизес испытывал сильнейшее отвращение к социализму, вплоть до того, что поначалу он рассматривал фашизм как допустимый способ противостояния поднимающейся красной волне.

Хотя рассуждения Мизеса были сложными и разносторонними, в центре их находилось простое утверждение о преимуществах свободных рынков: они рассчитывают ценность товаров в реальном времени. Именно оперативность и чувствительность рынков играла ключевую роль. Не исключено, правительства и могут разобраться, сколько боеприпасов надо произвести в нужное время/место, прикинуть, сколько нужно хлеба, чтобы накормить население во время войны. Однако сначала им нужно собрать данные, построить математические модели, а затем произвести вычисления. Факты подобного рода производятся не быстро. К тому времени, как эксперты закончат оценку того, что надо производить, мир будет уже другим. Мизес утверждал, что экономика свободного рынка способна на значительно лучшие результаты, чем плановая, потому что позволяет ценам постоянно расти и падать в ответ на огромное количество выборов, желаний и ожиданий населения.

Мизес признавал, что в случае очень простой экономики (например, небольшое аграрное сообщество) или при условии, что нужды людей годами не меняются, принятие экономических решений можно централизовать вокруг небольшой группы планировщиков. Однако в условиях индустриального производства, обеспечивающего население страны, эффективное экономическое планирование потребует невероятно сложных вычислений, выполняемых с невозможной скоростью. Добавить сюда технологический прогресс, и ситуация станет слишком комплексной для экспертных расчетов. Социализм, как утверждал Мизес, был не столько этически или политически неприемлемым (хотя таким он его тоже считал), сколько невозможным с научной и технической точек зрения ввиду ограничений человеческого разума. В условиях централизованной плановой экономики «всякое экономическое преобразование становится проектом, успех которого нельзя ни оценить заранее, ни соизмерить впоследствии, – писал он. – В итоге получается лишь блуждание во тьме»[165]. Определяющей проблемой индустриальной экономики является то, что она меняется слишком быстро и непредсказуемо, чтобы справиться с ней одним лишь человеческим умом.

Скорость вычислений была не единственным преимуществом свободного рынка по Мизесу. Рынки также очень эффективны в адаптации к огромному числу вкусов и мнений, так как реагируют на предпочтения потребителя. Мизес утверждал, что сформировать какие-либо объективные факты о потребительских нуждах и желаниях практически невозможно. Что я хочу потреблять, является для меня совершенно субъективным вопросом; нет способа доказать, что мои предпочтения верны или более правильны, чем ваши. В этом смысле Мизес был релятивистом, считавшим, что не существует объективного способа соизмерить правильное количество товара, которое следует произвести. Рынки, в свою очередь, избавляют нас от необходимости приходить к общему согласию по поводу того, что нам нужно. Подобно успешно проведенной военной операции, рынки координируют народ без необходимости в консенсусе.

В контексте «Красной Вены» 1920-х годов и сразу после революции в России Мизес критикой социализма поднял интеллектуальный шторм. Это спровоцировало ряд ответов не только от интеллектуалов и не только из Австрии, но и со всей Европы, что продолжалось годы и впоследствии стало известно как «дискуссия об экономическом расчете в социалистической экономике». Экономисты социалистического толка рьяно боролись, дабы доказать, что в принципе экономику можно планировать эффективно даже без свободных рынков в сигнальной роли, хотя расчеты и правда потребуются бесчеловечно сложные. Другие отчасти согласились с доводами Мизеса и развили идею «рыночного социализма», при котором ключевые решения о производстве принимаются правительственными экспертами, но вопросы распределения остаются в руках рынка. Этот спор шел и временами возобновляется до сих пор каждый раз, когда новые достижения в области производительности компьютерных вычислений создают впечатление технической реализуемости социализма.

Однако Мизеса волновало не только разрушение идеи экономического планирования. Он также расчищал площадку под определенный тип экономического лидерства, на которой персонажи вроде Тиля выстроили целые системы убеждений: предпринимательство. Оно все еще оставалось вариацией планирования, но действовало в частном секторе, с частным капиталом по частным ценам. Особой ценностью предпринимателей, как считал Мизес, было не то, что они четко знали, какие методики сработают и какие товары будут продаваться, а то, что они были готовы действовать даже если готовы к этому не были. У них хватало смелости идти на значительные риски и (вместе со своими инвесторами) принимать последствия неудачи. Имелся стратегический и храбрый склад ума, который в иных случаях встречался на поле боя. И действительно, он был очень схож с качествами, что так восхищали Карла фон Клаузевица в великих военачальниках.