Олафу Толстому (Святому) посвящено очень много средневековых текстов, в том числе саг, житий, поэм, хроник. Вызвано это тем обстоятельством, что во время своего правления Олаф очень агрессивно насаждал в Норвегии христианство, за что вскоре после смерти был причислен к лику святых (1031 г.).

В качестве одного из примеров прижизненных чудес св. Олафа приведем упомянутое в источниках исцеление им от болезни мальчика в Гардарики, которое относится к самому распространенному просветительскому христианскому мотиву.

«Так говорится, что в Гардарики был такой случай, тогда, когда там был конунг Олав, что у сына одной знатной вдовы образовалась опухоль в горле, и мучила она его так сильно, что мальчик не мог глотать пищу, и считали его смертельно больным. Мать мальчика пошла к княгине Ингигерд, поскольку она была с ней знакома, и показала ей мальчика. Княгиня говорит, что она не знает никакого лечения, чтобы помогло. “Пойди, – говорит она, – к конунгу Олафу – он здесь лучший лекарь – и попроси его провести руками по больному месту у мальчика, и сошлись на мои слова, если он не будет соглашаться”. Она сделала так, как сказала княгиня. И когда она пришла к конунгу, тогда говорит она, что сын ее смертельно болен, что у него опухоль в горле, и попросила она провести по опухоли руками. Конунг говорит ей, что он не лекарь, попросил ее пойти туда, где есть лекарь. Она говорит, что ее сюда прислала княгиня: “И она просила меня передать ее слова, чтобы ты лечил так, как ты умеешь, и сказала она мне, что ты здесь, в этом месте – лучший лекарь”. Тогда конунг согласился и провел руками по горлу мальчика и долго ощупывал опухоль, до тех пор пока мальчик не открыл рот. Тогда конунг взял хлеб и отломил немного, и положил крестом у себя на ладони, затем положил он это в рот мальчику, и тот проглотил. И с этого момента прошла вся боль в горле. Через несколько дней он был совсем здоров. Его мать была очень счастлива, а также другие родичи и знакомые мальчика. Тогда из-за этого стали поначалу думать, что у конунга Олафа такие способные к лечению руки, как у тех людей, которые владеют этим искусством и о которых говорят, что у них хорошие руки, но позднее, когда всем стало известно о его чудесах, тогда это было воспринято как настоящее чудо»[248].

В качестве другого примера возьмем уже так называемое посмертное чудо св. Олафа, произошедшее с его иконой в Хольмгарде (Новгороде), где использован другой традиционный христианский мотив: спасения от огня.

«В некоем городе Русции, который называется Хольмегардер, вдруг случился такой пожар, что, казалось, городу угрожает полное уничтожение. Его жители, лишившись от чрезмерного страха самообладания, толпами стекаются к некоему латинскому священнику по имени Стефан, который там же служил в церкви Блаженного Олафа. Они надеются в такой крайней нужде воспользоваться помощью блаженного мученика и проверить наверняка то, что они узнали о нем по слухам. Священник же, нисколько не медля, идет навстречу их пожеланиям, берет в руки его образ и выставляет его против огня. И вот и огонь не распространяется дальше, и прочая часть города освобождается от пожара»[249].

Впрочем, возможно, что христианизация страны не была главной целью Олафа, он просто использовал религиозную тему как хороший предлог для проведения внутренних репрессий. Нетрудно также заметить, что в более поздних сагах количество совершенных Олафом чудес постепенно увеличивается.

Некоторые скандинавские источники предполагают, что во время пребывания Олафа Толстого в Новгороде в 1029–1030 гг. между ним и княгиней Ингигерд (его несостоявшейся невестой) завязались романтические отношения. Первой об этом заявила «История о древних норвежских королях» монаха Теодорика. Идея получила дальнейшее распространение, ее позаимствовали «Обзор саг о норвежских конунгах» и «Красивая кожа», а затем и некоторые другие, более поздние саги. «Прядь об Эймунде Хрингссоне» из «Саги об Олафе Святом», входящей в состав «Книги с Плоского острова» (конец XIV в.), уже без всякой тени сомнения настаивает на такого рода отношениях:

«И когда Олаф Святой Харальдссон был в Гардарики, был он у Рёгнвальда Ульфссона, и между ними была самая большая дружба, потому что все знатные и славные люди очень ценили Олафа конунга, когда он был там, но всех больше – Рёгнвальд ярл и Ингигерд княгиня, потому что они [Олаф и Ингигерд] любили друг друга тайной любовью»[250].

Приводятся даже две стихотворные висы, сочиненные якобы Олафом Толстым во время пребывания в Гардах и посвященные Ингигерд. «Так случилось однажды, когда конунг Олаф был в Гардарики, что княгиня Ингигерд отправилась из страны по своим делам. Посмотрел конунг Олаф на её отъезд и сказал вису: “Я, красивый, стоял на кургане [авт.: «Я стоял в полный рост на холме] и смотрел на женщину, как ее нес на себе конь; прекрасноокая женщина лишила меня моей радости; приветливая, проворная женщина вывела своего коня со двора, и всякий ярл поражен ошибкой [авт.: совершенной ошибкой]”. И еще он сказал: “Прежде стояло дерево дорогое в вотчине ярла, в цвету совершенно зеленым (в роскоши), как это знали в любое время года жители Хордаланда. Теперь вдруг все дерево скамьи (=женщина), украшенное листвой, поблекло от слез Фреи (=золота). У липы головного убора (=женщины) есть земля в Гардах (=на Руси) (или: Властитель в Гардах связал липу льна [=женщину] золотым листом) «[авт.: “Прежде в саду ярла росло великолепное дерево, зеленое и в цвету в любое время года, каким его знали жители Хордаланда. Теперь листва его поблекла от слез Фреи. Властитель в Гардах украсил липу льна (=женщину) золотым венком”]»[251].

Однако в «Саге об Олафе Святом» (по рукописи «Tómasskinna») первая из представленных вис обращена вовсе не к Ингигерд, а к ее сестре Астрид. Причем считается, что там применение висы более оправдано, чем в «Саге об Олафе Харальдссоне», где фрагмент располагается уже после отъезда Олафа из Гардарики[252]. Таким образом, данная виса может быть отнесена к т. н. «мигрирующим», то есть она имеет конкретного автора, но в разных текстах сопровождается различными прозаическими комментариями. Вторая виса также имеет следы применения в ином контексте, поскольку упоминает Хордаланд, западную провинцию Норвегии, где Ингигерд, скорее всего, никогда даже не была.

Гибель Олафа при Стаикластадире. С картины Петера Николаи Арбо. 1859 г.

Якобы имевшие место романтические отношения между Ингигерд и Олафом Толстым в Гардах – не более чем фантазии авторов скандинавских саг. Олаф был далеко не глупый юнец и не стал бы крутить роман с женой