– Дурдом какой-то! – пробурчал Денис, подскочив от громкого стука, и, натянув спортивные штаны, кинулся в прихожую.

«Трахни в бок меня медуза, – мысленно выругался он. – Прибью любого, кто приперся ни свет ни заря!»

Он предусмотрительно глянул в глазок и, увидев раздраженного Рогинского, нехотя открыл дверь.

– Горим или кто-то умер? – поинтересовался недовольно.

– Нина! – заорал Антон, заглядывая Денису через плечо. – Нина! Мне нужно отвезти Аську к Вере!

– Мы еще спим, – напомнил об элементарной вежливости Денис. – К чему такая спешка?

Рогинский глянул сквозь него и пренебрежительно заметил:

– А ты что тут делаешь, Денис Олегович?

– Подрабатываете в полиции нравов? – ехидно уточнил Цесаркин.

АнтАнт пристально уставился на него, будто видел впервые. Молодой, поджарый, с рельефным рисунком мышц, Цесаркин даже спросонья казался красавцем. Где уж до него старику Рогинскому?

Особенно сейчас, когда всю ночь просидел под дверью реанимации. АнтАнт мысленно дернулся, вспомнив, как пялился в дырку в полу, пытаясь взять себя в руки. А в голове роились воспоминания и вставали живыми картинками. День знакомства, когда в колхозе манерная Верка выскочила из дощатого домика, где обосновалась женская половина первого курса, держа на вытянутой руке открытую банку сайры. Сверху плескалось масло, и наивная девчонка собиралась его вылить в траву, но в дверях столкнулась с компанией старшекурсников, проходивших мимо. АнтАнт вспомнил, как протянул руку и одним движением вынул из тонких девичьих пальцев заветные консервы, как возмущенно глянула на него Вера, как захохотал кто-то из друзей.

– Спасибо, – вежливо бросил Рогинский и прошествовал дальше, как трофей захватив сайру.

– А … – пролепетала вслед симпатичная первокурсница и даже руку протянула.

Антону показалось, что она сейчас расплачется, но Вера лишь топнула ногой и удалилась гордо, как герцогиня.

Рогинский устало потер лицо и воззрился на Нину, вышедшую навстречу в длинном халате.

«Как там сейчас шутят в интернете? Я бы вдул? – у самого себя поинтересовался АнтАнт и добавил мысленно: – Я бы тоже».

– Проходите, – поморщился Цесаркин и, дав Нине возможность переодеться, повел незваного гостя на кухню пить чай.

«В нашей жизни все радости и горести принято запивать чаем. Иногда и что-нибудь покрепче употребляют. Но все равно потом чаевничают», – мысленно усмехнулся Цесаркин, накрывая на стол. Тут же оживились собаки. Фиби-Буффе запрыгнула на стул,  вынюхивая что-то вкусное, а Герда, усевшись около хозяина, гипнотизировала его печальным взглядом.

– Мама! Мама! – раздалось из дальней комнаты.

– Ребенка нам разбудили, – осуждающе заметил Цесаркин, в душе проклиная АнтАнта.

«Еще час могли бы поваляться с Ниной, – мысленно всплеснул руками Денис. – И Ромка бы проспал до самого завтрака. А теперь не угомонишь».

Словно услышав его жалобы, из ванной к сыну метнулась Нина. Уже гладко причесанная, в старых джинсах и майке.

– Нина! – позвал Рогинский, теряя терпение. – Удели мне несколько минут!

Она вышла на кухню и, глядя мимо Антона, позвала собак:

– Идите к Ромке!

Герда и Фиби кинулись наперегонки в открытую дверь, а Нина, усевшись за стол, пристально посмотрела на Рогинского и холодно поинтересовалась:

– Что вас привело ко мне в такую рань?

– Вера в реанимации, просит вернуть Аську! Помоги, а? – взмолился АнтАнт.

– А какое отношение к вашей семье имею я? – осведомилась она, моментально превращаясь в Арахну.

– Жена говорит, что ты прячешь нашу дочь, – пробормотал Рогинский.

– Она много чего говорит, – горько хмыкнула Тарантуль.

– Вера уверяет, что мы с тобой любовники. Слышала такую новость?

– Нет, – отрезала Нина. – Но они с Люсей любят строить разные версии и считать их единственно верными. – Она потерла холодеющие пальцы и, на минуту задумавшись, бросила кратко:

– Бред.

Денис, заметив, как осунулось лицо любимой, а на глаза навернулись слезы, решил взять инициативу в свои руки. Адвокат он или кто?

– Что случилось с Верой Юрьевной? – поинтересовался он осторожно, в глубине души надеясь, что дело совершенно не в Герде. От одного собачьего укуса еще никто не умирал!

– Сердечный приступ, – соврал Рогинский, не желая обсуждать подробности. – Она просит тебя, Нина, – АнтАнт повернул голову к Тарантуль и уставился на нее смурным взглядом. – Пожалуйста, верни нам Асю.

– Я тут каким боком? – вздохнула Нина. – Но, наверное, смогу помочь. В последний раз. Только больше ко мне не обращайтесь. Ни вы, ни Вера Юрьевна.

Рогинский кивнул, соглашаясь. А что еще остается делать?

Нина взяла мобильник и, позвонив бывшему мужу, попросила:

– Миша, ты сможешь как-нибудь Диме с Асей передать, что Вера Юрьевна в реанимации?

Ломакин пробубнил что-то нечленораздельное. И Нина, виня себя, тут же извинилась:

– Прости, что разбудила.

– Мы давно не спим, – отмахнулся от нее Ломакин. – Спозаранку ругаемся. – Он замолчал на минуту, а потом добавил: – Нунька, не боись, сейчас я к ним смотаюсь и, если они согласятся, к больнице доставлю. Где она лежит?

Нина молча передала трубку Рогинскому.

– Мишенька, дорогой, я и сам съезжу, – запричитал Рогинский.

– Мне по пути, – отрезал Ломакин. – Как поедем обратно, наберу тебя, Антоша.

Он сердито отбил звонок и раздраженно уставился на большой пакет из «Пятерочки», куда ненавистная Томка сложила все его припасы: три пакета чипсов «Лэйс», кулек сухарей со вкусом чеснока из ближайшей пивнушки, батончики «Баунти», засушенные кальмары и даже пару баночек с пивом. Настоящее пацанское богатство! И одновременно продукты, запрещенные к употреблению.

«Только здоровая пища в моем доме!» – мысленно передразнил жену Ломакин

– Как ты мог? – причитала весь вечер Томка и грозилась выкинуть контрабанду на помойку.

– Как ты могла рыться в моих вещах? – недоумевал Ломакин, твердо зная, как хорошо припрятал свои сокровища.

– Это мой дом, кстати! – ехидно уточнила Тамара и тут же опомнилась: – Я стараюсь для твоего блага, Майкл.

Вот это самое «Майкл» давно резало слух, и Ломакин, не выдержав, заперся в комнате, отведенной рачительной хозяйкой под его кабинет. Но назойливая женщина открыла дверь своим ключом и принялась ластиться. Мишке уже самому надоело ссориться, и он полез к Томке с поцелуями, надеясь, что к утру она просто забудет про пакет. Но проснувшись в половину шестого, Тамара огладила его по груди и, невинно улыбаясь, заявила: