— Как хоть называется спектакль? — шепнул лже-монах.

— Понятия не имею. Эдуард заявил, что поставит нечто сугубо местное, а не всяких там шекспиров. Режиссировал сам.

— На ярмарках у нас, если балаганные шуты халтурят, в них кидают яйцо, коль найдется — тухлое. Может, пока не началось, сбегать за яйцом?

— Имей уважение, маркиз! Люди старались как умели. Посмотрим, что получится. Если во всех стихоплетов, кто пишет хуже тебя, швырять яйцом, жрать будет нечего.

Заглушая последние слова Сергея, зазвучали трубы. Погасла часть масляных ламп, освещавших зал. Занавес разъехался в стороны, к рампе вышла Джанет, разодетая во столь пестрое и нелепое, что Сергей узнал ее, только года девушка заговорила.

— Любви все возрасты покорны, ну, а корысти — все века. Пьеса «Герцог и дикие обезьяны», господа!

По мере развития действия, а это была лирическая комедия, Сергей чувствовал, что отдельные сюжетные ходы ему смутно знакомы. Двое сыновей герцога решили жениться на дочерях вассалов-баронов, их отец был категорически против мезальянса. Чтобы отвлечь герцога, хитрые детишки наняли актрису, изображающую очень богатую вдову, а финансовые дела в герцогстве трещали по швам. Вдова рекомендовалась, как «донна Роза из Бразилии», герцог в надежде на выгодную партию ухлестывал за ней со словами: «Я старый солдат, донна Роза, и не знаю слов любви».

— Могло быть хуже, — шепнул Рей. — Неужели Эдуард сам сочинил?

— Нет. Я вспомнил, учил что-то похожее на занятиях по старинной британской литературе. Пьеса «Тетушка Чарли» Брэндона Томаса, девятнадцатый век Земли. Правда, сильно переделана.

Лиризму постановке придавали длинные, пронзительные вирши Ансельма Безродного, персонажи признавались в любовных чувствах избранницам исключительно в поэтической форме.

Сергей постоянно ловил себя на мысли, что вместо слежения за заговорщиками просто таращится на сцену. Представить, что во время спектакля кто-то затевает переворот, было невозможно. Вельможи громко смеялись каждой шутке, пусть даже не слишком изысканной, дамы всхлипывали и порой немножко рыдали в сценах, где после ансельмового стиха и самых нежных признаний влюбленным приходилось расставаться без надежды встретиться вновь… А там — лучше принять кинжал в сердце, нежели жить без любви.

Но, конечно, наибольший успех достался косноязычному признанию герцога:

Готов любить вас вечно, донна Роза,

И всех бразильских диких обезьян.

Вы — моя сочная мимоза,

Навеки ваш, я сердцем вам отдан.

Публика дошла к этому моменту до бешеного накала, отчего незатейливые слова о бразильских обезьянах вызвали гомерический смех, хоть только Сергей и лорд-канцлер из числа зрителей знали, что означает «Бразилия».

— Этот бред не я писал! — возмущенно прошептал Рей из-под балахона. — Позор!

— Тебя не называют, даже когда твои стихи звучат. Авторское право здесь неизвестно. Готов спорить, отличился паж принца Бастиан, это его стиль.

Сергей тоже чувствовал себя слегка уязвленным. Их шекспировская премьера прошла не с меньшим блеском, но то было высокое искусство, проверенное веками, здесь же самодеятельность, а зрителям понравилось еще больше… Какая же невзыскательная публика!

Эдуард, сыгравший старшего сына герцога, раскланивался перед гостями. Он сорвал настоящие овации и был откровенно, безгранично счастлив. Рядом с ним светилась радостью Джанет. В этот момент именинника не волновали ни козни аристократии, ни приближающиеся инопланетные корабли, он жил одним днем, одним прекрасным мгновением.

Слуги подхватили императора, чтобы отвести в пиршественный зал. К Флоранс немедленно подскочил де Тревейн-младший, предложив опереться о его локоть. Принцесса уклонилась, из сказанного ей донеслось только «рано».

— Я возвращаюсь к своим! — Рей отступил назад и ретировался.

По мере того, как придворные императорского дома и люди из свиты приглашенных вельмож проходили к столам, в галерее, соединявшей оба зала, становилось просторнее. Де Тревейн, упустивший принцессу, нарезал по галерее круг, потом очутился перед Сергеем. Чувствуя неладное, тот коснулся браслета комма, чтоб потом дать послушать беседу канцлеру, когда старый ворчун снова начнет его упрекать в ошибках.

— Граф Шрусбери? Что-то никто не слышал о таком графстве.

— Сожалею, что не могу преподать вам урок географии.

— Зато я могу преподать другой урок! — молодчик был на полголовы ниже Сергея, что по меркам Геи — очень приличный рост, а по уровню задиристости, видимо, касался макушкой лепнины потолка. Длинные волосы он собрал в хвост, но лучше бы зачесал вперед, тогда бы не бросался в глаза слишком низкий лоб. — Мне сообщили, что вы полгода ошивались около принцессы. Даже если вы в самом деле граф, для нее унизительно якшаться со столь низкородным.

— Насколько я понимаю, теперь она предпочла ваше общество?

— Именно!

— И вы намерены защитить ее честь?

— Именно! — повторил забияка, подбоченясь.

— Она сама вас об этом просила? Если нет, позвольте пройти, разговор окончен.

Несколько господ окружило их, конфликт становился публичным. Сергей убедился — случайные люди, вряд ли заговорщики, задумавшие его ликвидацию. Для страховки тиснул на комме сенсор, подающий сигнал SOS. Пока де Тревейн продолжал накалять обстановку, к ним протиснулся лорд-канцлер.

— Что здесь происходит?

— Он унизил честь моей невесты и отказывается нести ответ. Трус!

Хорхе сделал последнюю попытку сохранить мир.

— Ваша светлость, я знаю: вы — смелый человек. Но граф убил на дуэли лучшего фехтовальщика империи. Если принцесса ответила вам благосклонностью, ваша жизнь очень важна. Вы войдете в императорскую семью.

— А трусы там точно не нужны, — сжег мосты Этьен де Тревейн. — Если граф колеблется, я помогу ему принять вызов.

В кругу свидетелей ссоры показался Рей, примчавшийся на помощь в том же монашеском балахоне. Но он ничего не успел предпринять — де Тревейн хлестнул Сергея снятой перчаткой по лицу.

Тот даже не моргнул.

— В шесть утра. За храмом Святого Николая есть отличный пустырь.

— Так-то лучше, — осклабился сын герцога. — Оружие?

— Боевая рапира и кинжал.

— Так рапира или кинжал?

— И то, и другое.

— Ладно. Сначала я изволю заколоть вас, а потом кинжалом отрежу длинный язык.

Толпа вокруг них рассосалась.

Хорхе положил руку на плечо Сергею.

— Я видел, что ты сдерживался как мог.

— Надо проверить, что произошло за время нашей ссоры. Вдруг она была отвлекающей, как тот здоровяк в свите маркиза похожий на Эндрю?