Красная площадь у нас — святое место для каждого советского человека, и вести себя на нем надо соответствующе. Вы же не курите у себя в храмах, костелах, кирхах и в прочих культово-религиозных местах? Или же в усыпальницах знаменитых деятелей науки и искусства? И тем более — на могилах великих политических и государственных деятелей? Так и у нас.

Смотрите: вот — Мавзолей, усыпальница Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата, а прямо за ним — некрополь, где находятся могилы выдающихся советских полководцев, руководителей партии и правительства (Сталина, Свердлова, Фрунзе, Калинина, Дзержинского, Буденного, Ворошилова). В сам о й кремлевской стене — урны с прахом известных людей (космонавтов, летчиков, ученых, военачальников и т. д.), а у ее основания — захоронения красногвардейцев, павших в Москве во время событий Великой Октябрьской социалистической революции, когда в городе шли ожесточенные бои с офицерами и юнкерами…

Поэтому курить здесь — это проявлять крайнее неуважение к памяти этих людей, проще говоря, прямое кощунство. Зарубежные гости тогда понимающе кивали и прятали пачки с сигаретами обратно в сумки. Но все равно приходилось за ними внимательно следить — кто-то обязательно забывал о запрете и пытался по привычке выкурить сигаретку-другую, пока другие члены группы бегали, вытаращив глаза, по Красной площади и фотографировались на фоне главных ее достопримечательностей.

Если такое все-таки случалось, то возле группы тут же появлялся неприметный молодой человек в штатском и делал строгое внушение гиду-переводчику и экскурсоводу — мол, следите за своими подопечными, не нарушайте правил! Приходилось извиняться и просить забывчивого интуриста срочно погасить сигарету. Так сказать, во избежание.

Самыми же лучшими, дисциплинированными и приятными туристами оказались немцы (как наши, гэдээровские, так и те, западные): они никогда никуда не опаздывали и никаких запретов не нарушали. И не спорили, не задали ненужных вопросов, прекрасно понимая: нельзя — значит, нельзя! Держались они всегда вместе и четко выполняли все команды руководителя группы и гида-переводчика. Скажет тот: собираемся у автобуса через семь минут — придут точно по времени, ни один не опоздает. Вот что значит дисциплина! Орднунг, порядок, вбитый за века немцам в подсознание, в самую подкорку!

Приятно также было работать с японцами — тоже достаточно собраны и дисциплинированы, однако им приходилось оставлять гораздо больше времени на фотографирование: жители Страны восходящего солнца снимали буквально всё подряд — всех и везде: каждый памятник, каждую церковь, каждый более-менее красивый или чем-то известный дом. Паша как-то раз подсчитал, из чистого любопытства: на тридцать два человек в японской группе пришлось пятьдесят с лишним фото- и кинокамер. Да, такой отличной технической оснащенности иностранных туристов можно было только позавидовать!

Однако самыми выгодными с финансовой точки зрения (и лично для него), как ни парадоксально, оказались наши, отечественные приезжие из Средней Азии. Спутниковские девочки-гидши называли их «платочками», поскольку группы на девяносто пять процентов состояли из женщин (чем это было обусловлено, Паша до конца так и не понял), а те всегда ходили с покрытой головой (то есть в платочках). Работать с ними было одно удовольствие, очень легко и просто: слушали внимательно, никогда не перебивали, не спорили, выполняли все просьбы и указания экскурсовода.

Руководили этими группами всегда мужчины, и они четко по времени пригоняли к автобусу своих подопечных, а также следили за тем, чтобы женщины не отставали и далеко не разбредались. В общем, мужчины выполняли в группах функции умных, опытных пастухов при овечьих отарах. Говоря более образно — псов-загонщиков при глупых, бестолковых овцах…

В первый же день, когда Паша привел свою азиатскую группу на Красную площадь, к нему незаметно подошел один из фотографов, постоянно дежуривших у Мавзолея (снимали наших туристов), и объяснил принцип простого, но весьма выгодного взаимного сотрудничества: ты уговариваешь «платочки» сфотографироваться группой, а я тебе за это — десять процентов от суммы заказа. Но снимать надо сразу, как только привел свою группу на место, чтобы фотограф успел проявить кадры (это вам не цифровая камера и печать на принтере — обычная аналоговая пленка и фотобумага!) и нашлепать нужное количество копий (мастерская находилась тут же, в ГУМе). И через полчаса свежие, еще влажные снимки раздавались заказчикам тут же, прямо на площади…

Поскольку среднеазиатские группы были, как правило, большие (по сорок с лишним человек), то итоговая сумма у фотографа выходила весьма даже приличная, а экскурсовод, как правило, имел за свои услуги пять-восемь рублей. Так работали почти все спутниковские ребята и девчата — это считалось как бы их неофициальным заработком, некой добавка к зарплате. И все были довольны: и фотографы, получавшие весьма неплохие деньги, и экскурсоводы, клавшие к себе в карман гораздо больше, чем полагалось за обычную обзорку с посещением Красной площади. Причем деньги они получали сразу же, на месте, что также являлось большим дополнительным плюсом: не нужно ждать следующего месяца, специально приезжать в «Спутник» и стоять в длинной очереди в кассу.

В общем, дело это оказалось выгодным и прибыльным, и Паша сразу же включился в него — стал просить в «Спутнике» группы именно из нашей родной. Средней Азии. Он регулярно работал со всеми фотографами на Красной площади (а их была целая бригада — пять-шесть человек) и, таким образом, почти ежедневно получал некую приятную сумму «за услуги». Само собой, никаких налогов с нее платить не нужно было.

В результате к концу июля у него вышло примерно шестьдесят рублей официально (зарплата за экскурсии), и еще около восьмидесяти — «левые» деньги, за фотографирование за Красной площади. Ничего, так жить можно… В любом случае это было больше, чем получал за месяц молодой советский ученый, учитель, инженер или же врач.

* * *

Экскурсионные дела шли у Паши всегда «во-первых», а во-вторых, он еще активно занимался подготовкой к поступлению в МГУ — вечерами сидел над учебниками и зубрил, зубрил, зубрил… Труднее всего приходилось с историей: невероятное количество событий, войн, сражений, революций, переворотов и т. д. и т. п, надо было помнить все даты, имена, факты и пр. Причем эту информацию следовало не только хорошо знать, но еще и правильно интерпретировать, чтобы потом, на экзамене, изложить именно так, как надо, как от тебя ждут преподаватели. Без всяких там позднейших перестроечных и огоньковских разоблачений, демократических воплей о репрессиях, ГУЛАГе, расстрелах, голодоморе, принудительной коллективизации и страшном 1937-м годе… И, разумеется, без тупых высказываний (упаси боже!) типа «СССР — тюрьма народов», «тиран Сталин», «убийца Берия» «кровавая гэбня», «трупами завалили», «одна винтовка на троих» и прочего либерастического и «неполживого» бреда, который полился со страниц многих отечественных газет и журналов в самом конце восьмидесятых годов. И особенно стал популярен среди части «дорогих россиян» в криминально-бурные девяностые годы, когда пышным цветом расцвела (уже при новой, запойно-дирижерской власти) так называемая «свобода слова», весьма скоро превратившаяся в свободу лжи, свободу любых нелепых вымыслов и откровенного передергивания…

Паша рассчитывал одолеть историю за месяц, вызубрить все учебники наизусть — а память у него была очень хорошая. К тому же он еще помнил что-то из своей прошлой жизни и умел идеологически правильно излагать исторический материал. И прекрасно знал, что можно и что никак «неможно» говорить на экзамене.

Это стало второй его заботой. Кроме того, в-третьих, он активно интересовался Олимпиадой-80 (такое событие случается лишь раз в жизни) и посещал спортивные состязания (когда это удавалось, конечно). Посетил, причем бесплатно, почти все новые олимпийские объекты в Москве, посмотрел несколько боксерских поединков, баскетбол, фехтование, футбольный матч в Лужниках (наши играли с какой-то африканской командой и победили) и даже видел велосипедные гонки на велотреке в Крылатском. Благодаря своему спутниковскому удостоверению он свободно проходил на все стадионы, во все спортзалы и смог наблюдать олимпийские соревнования с хороших мест, чуть ли с первого ряда.

Своим родителям и Ваське в качестве сувениров притаскивал с олимпийских объектов соки и фанту в маленьких квадратных коробочках с трубочками (советские граждане ничего подобного раньше не видели) и еще — небольшие фирменные финские колбаски в красочной упаковке (очень вкусные!). Можно сказать, за две с половиной недели, пока шла Олимпиада, Паша стал довольно активным болельщиком и даже отчасти — знатоком спорта. Кстати, открытие (как потом и закрытие) Олимпиады-80 он смотрел дома с семьей — по новому цветному телевизору, так как попасть в Лужники не удалось — требовался специальный пропуск.

Помимо всего прочего (это уже в-четвертых), он продолжал постоянно встречаться