с Майей, но уже у себя дома. Ваську в начале июлю наконец-то отправили в пионерлагерь (за счет завода, где трудились родители), и квартира в дневное время оказывалась в полном его распоряжении. Чем он не преминул тут же воспользоваться.

Приглашал ее к себе, понятное дело, тогда, когда дома никого не было. Майя тоже напряженно готовилась к поступлению в вуз (твердо решила поступать в Ленинский пединститут на английский язык), но для него все-таки находила время. Разумеется, Пашу прежде всего интересовало тесное, интимное общение с девушкой, и он каждый раз настаивал на близости (организм-то своего требовал), а потом уже всё остальное… Майя, к счастью, почти никогда ему не отказывала. Более того, она с каждым разом все активнее и активнее участвовала в этом процессе и даже, кажется, стала получать некоторое удовольствие (по крайней мере, так казалось со стороны).

Чтобы не было лишних вопросов, Паша представил Майю родителям как свою постоянную девушку, те против нее ничего не имели (бывшая одноклассница, из очень хорошей семьи). Только мама, Нина Николаевна, еще раз попросила сына быть очень аккуратным — лишние проблемы никому не нужны, ни ему самому, ни Майе. Паша пообещал — ему, разумеется, самому не нужны никакие осложнения.

У них с Майей впереди — институт, вольная студенческая жизнь, к чему портить будущее ненужной беременностью и детьми? Семейная жизнь — штука весьма серьезная и очень ответственная, и к ней надо быть готовым, как морально, так и материально. Проще говоря, до этого еще нужно было дорасти и созреть морально.

А какая может быть финансовая самостоятельность и ответственность в семнадцать лет? Совсем другое у всех на уме… Майя полностью разделяла его взгляды и тоже соблюдала предельную осторожность — чтобы, не дай бог, не залететь. В общем, в этом плане их взгляды полостью совпадали, что только способствовало приятности и крепости отношений.

Родители Майи, скорее всего, догадывались об отношениях дочери со своим молодым человеком, но благоразумно не лезли в ее личную жизнь. Так было лучше и спокойней для всех. Кроме того, они привыкли ей доверять и рассчитывали (не без основания) на ее благоразумие, ум и трезвый расчет.

* * *

И еще одно важное событие произошло в это же время — смерть Владимира Высоцкого. Двадцать пятого июля Паша случайно оказался на Таганке (были кое-какие дела) и вдруг увидел возле знаменитого на весь Советский Союз театра необычное скопление народа. Посмотрел, а в большом окне-витрине выставлена фотография Владимира Семеновича в черной траурной рамке, а ниже — соответствующий текст. Люди подходили, тоже смотрели, скорбно молчали или тихо между собой переговаривались. Естественно, все спектакли театра на несколько дней были отменены.

Популярность Высоцкого в это время была просто фантастическая, его песни звучали буквально из каждого магнитофона (это помимо кинофильмов и официальных пластинок), а роль в «Место встречи изменить нельзя» принесла ему буквально всенародную славу. Вполне заслуженную — как говорится, по таланту. Паша несколько раз пытался попасть на спектакли с его участием (в прошлой своей жизни), но так и не смог: билеты в кассе мгновенно раскупались, а у спекулянтов они шли по двадцать пять рублей. Совершенно немыслимая для простого советского студента сумма…

На похороны Высоцкого Паша не пошел — никогда не любил столпотворений, но посетил его могилу на Ваганьковском кладбище много позднее, когда там был уже установлен знаменитый памятник — «Высоцкий в смирительной рубашке» (или же связанный по рукам и ногам — кому как больше нравится). Положил, как все, к его ногам скромный букетик цветов, постоял, помолчал…

И пошел к другой известной могиле — Сергея Есенина. Несмотря на огромное литературное значение поэта, подобающего памятника у него еще не было — лишь скромный черный камень с овальным барельефом. Белая скульптура на могиле, как помнил Паша, появилась позднее, через шесть лет, когда подули новые, свежие ветры, многое в стране изменится и, наконец, очень многое стало можно.

Могила великого русского поэта, как всегда, утопала в цветах — их регулярно приносили поклонницы творчества Сергея Александровича. И они же, эти скромные женщины, по воскресеньям читали его стихи, стоя у ограды. Вот такая была живая народная память… Произведения Есенина (в отличие от многих других русских поэтов того же периода) официально под запретом в СССР никогда не были, его прекрасные, звонкие строчки (особенно о Родине и природе) часто издавались и даже были включены в школьные хрестоматии по литературе для младших классов, но при этом власти как бы делали вид, что не существует весьма значительной части его творчества (например, цикла «Москва кабацкая» и т. п.). Эти стихи старались не публиковать (по крайней мере, массовыми тиражами) и в школьную программу, само собой, они никогда не включались. Но те, кто по-настоящему любил Есенина, их, разумеется, хорошо знали. И читали у его могилы на Ваганьковском.

* * *

Между тем вступительные экзамены в МГУ неумолимо приближались. Сначала надо было пройти творческий конкурс, и тут, к счастью, проблем не возникло. Во-первых, у Паши уже были три газетные публикации (причем на страницах весьма уважаемой и популярной в СССР «Комсомольской правды»), во-вторых, отец Майи, Иван Сергеевич, как и обещал, дал ему отличную редакционную рекомендацию. В общем, первый этап отбора он прошел без проблем и был включен в список абитуриентов.

Следующее препятствие — так называемое собеседование. Оно проходило в один день и состояла из двух частей — письменной и устной. На первой давали некие темы общественно-политического и нравственно-морального характера, требовалось выбрать одну из них и написать небольшое эссе — буквально на две-три странички. От обычного сочинения эта работа отличалась тем, что требовалось показать не только умение грамотно и, главное, ярко, интересно писать, но и правильно рассуждать на ту или иную тему, а также связано и убедительно излагать свои мысли и доносить до читателя свою точку зрения. На эссе отводилось три часа — в принципе, вполне достаточно, если умеешь хорошо и быстро составлять предложения и формировать из них текст.

Глава 23

На ошибки в эссе преподаватели журфака особо внимания не обращали, но, если их оказывалось слишком много, то такую работу сразу же отсеивали — зачем нам безграмотные журналисты? Если человек хочет работать в печатных средствах массовой информации, то должен знать русский язык хотя бы на уровне «хорошо». А дальше его тексты будут править твердой рукой корректоры и доводить до ума опытные редакторы. Пока сам не научится писать правильно.

В назначенный день (это было уже в первых числах августа) Паша прибыл на журфак (старое здание университета на Проспекте Маркса, бывшей Моховой) и занял место в большой поточной аудитории. Этот зал он хорошо помнил по прошлой своей жизни — там читались лекции для всего потока и проводились общие факультетские собрания. И именно в этой аудитории он как-то случайно уснул на «Истории КПССС», за что получил потом обидный нагоняй от куратора курса и чуть было не вылетел из университета.

Но предаваться воспоминаниям и ностальгировать времени было: два преподавателя (Паша знал, что они тоже с журфака) объявили темы и дали отмашку — вперед, ребята, время пошло!

Паша подумал и взял тему «Нравственный выбор советского человека» — практически свободное изложение своих мыслей. Можно было, конечно же, обратиться к проверенной временем классике и написать что-нибудь простое, школьно-стандартное, на основе известных произведений (например, «Тихий Дон» и «Судьба человека» Михаила Шолохова или «Как закалялась сталь» Николая Островского), разрешалось также писать исключительно «от себя» (только свои взгляды, мысли и рассуждения — то есть болталогия в чистом виде), но он поступил гораздо предусмотрительнее — обратился к (да-да, вы правильно всё поняли!) литературным трудам Генерального секретаря ЦК КПСС. Уж наш-то дорогой и любимый Леонид Ильич-то точно не подведет! А попадание в тему было гарантировано — кто посмеет сказать, что в книгах товарища Брежнева ничего не говорится о нравственном выборе советского человека? Говорится, и даже не один раз. Нужно только вспомнить нужные места и правильно их вставить в свое эссе. Чем Паша и занялся.

Рядом пыхтели над своими работами мальчишки и девчонки примерно одного с ним возраста, но в аудитории были и абитуриенты постарше, уже почти взрослые (некоторые ребята — сразу же после армии: это было видно по коротким стрижкам и выправке): они, как правило, сидело