— Стоп, не понял я чего-то. Или я слушаю не сначала? — уточнил я.

Короче, после недолгого сопротивления, возникшего сразу, как до Владимира дошло, что он проговорился о том, чего я знать не должен, я выяснил очень интересную вещь. Передо мной с мастером пообщался... дядя Темир. И сказал, что всю сумму, которой не хватает до объявленной цены, он добавит. А объявлять цену не выше десятки, чтобы не отпугнуть высокой ценой. Так что теоретически я мог купить машину и за рубль.

И уже сидя за рулем, я лихорадочно думал, где мне взять еще две тысячи. Потому что княжеской фамилии надо было отдать шесть. Четыре у меня было. Еще две можно наскрести, продав наследство студента. Да и не будет там такой суммы. Ну часы, джинсы, тряпки всякие. Повезет — тысячу получу. Так это если покупателей найти. А если жучилам возле магазина сдавать — и половины не наберешь.

Блин, надо было взять тот перстень, хрен бы с ним. Зато должен бы не был никому. Потому что нафиг мне такие подарки не нужны. Дружба — это дружба, и для своих надо делать бесплатно всё, что можно. И еще кое-что из того, что делают за деньги. А шесть тысяч — это, скажу вам, зарплата начинающего врача года за четыре, наверное, если не больше. И брать их за одну консультацию на бегу буквально — мне совесть не позволила бы взять даже с богатых и незнакомых.

В итоге я позвонил Томилиной и попросил у нее недостающую сумму в долг. А она мне их дала — без расписки и даже без вопроса когда отдам. И не спросила, зачем они мне понадобились. Хорошо хоть врать не пришлось.

Ладно, пора, на скорой сегодня делать нечего, можно и ехать.

Вышел на улицу, смотрю — знакомый силуэт с костылями возле моей машины крутится. Что там Миша хоть делает? Открутить что-то пытается?

— Забыл что-то, Харченко? — спросил я у конкурента Евгения Вагановича на отдельно взятой небольшой территории.

— Твоя, Андрюха? Из-за бугра пригнал? Что за фирма? Красота ж какая! — погладил он крыло, не обращая внимания на грязь.

— Здесь купил. Самоделка.

— А сколько отдал? Прокатишь? — Миша не успокаивался.

— Отдал свои, твоих там не было. Садись, до метро подвезу, — открыл я ему дверцу.

— Ни хрена себе, доктор, да тут и ручек нет, кнопки одни! До чего ж техника дошла!

* * *

Тьфу ты, еду к Давиду, и не знаю даже, дома ли он. Остановился у автомата, позвонил. Сидит, учится.

К подъезду своего бывшего жилья я подъехал с шиком. Всё-таки необычная машина — даже для Москвы сейчас редкость. Не только мужики оторвали головы от какого-то чермета, который они обследовали, наверное, на предмет того, доедет ли это корыто на колесиках самостоятельно до пункта приема ржавых железяк. Дамы, которые кучковались у лавочки, тоже заинтересовались. Редколлегия устного журнала «А у нас во дворе» по случаю холода обсуждала новости стоя, но поближе к новому объекту внимания двинулись как по команде.

— Привет, Андрюха! — обрадовался Давид. — Проходи, я чайник поставил, сейчас чайку сварганим! Ты же теперь за рулем, даже по пивасу не выступить.

Откуда-то выбежал Кузьма, потерся спиной о штанину. Скучал, значит.

— Ага, услуга «трезвый водитель» отсутствует, — на автомате ответил я, и только потом прикусил язык.

— Это как? — полюбопытствовал Ашхацава.

— Ну, когда ты решил бухнуть, вызываешь такую службу, и трезвый водитель везет тебя домой в твоей тачке. Дорого, конечно, зато надежно.

— В Австрии такое видел? Вот буржуи проклятые, чего только не придумают!

— Ладно, пойдем, подарки дарить буду.

Мы сели на кухне, Давид начал расставлять чашки, мыть заварник. Я достал из портфеля сверток, положил на стол.

— Это мне? — поинтересовался абхаз, но к пакету не притронулся.

— Тебе, кому же еще? — пожал я плечами. — Открывай.

Хороший фонендоскоп для любого врача — штука статусная. И будет ею еще долго. Сейчас и простая финтифлюшка, через которую только взрыв услышать можно, тоже дефицит. А такая — с массивной головкой, с хорошими мембранами, и вовсе заведомый предмет зависти коллег и как знак качества для пациентов. Вот и Давид проникся. Он только что не плясал с подарком. И в уши засовывал, и себя слушал.

— Ну, Пан, уважил! Вот это подгон! Я о таком даже не мечтал!

— Это еще не всё, — сказал я и достал другой сверток, уже в простой газете «Известия». К тому же старой.

— А здесь что? — спросил Ашхацава. — Тоже из-за границы?

— Нет, это продукт отечественный, советский. Ты разворачивай, не стесняйся.

Наверное, что-то изменилось в моем голосе, так что абхаз вскрывал презент осторожно.

— Это что? — спросил он, уставившись на две «котлеты», каждая из которых была перетянута резинкой. Обычной, черной, которую режут в подсобках продуктовых магазинов из велосипедных камер.

— Деньги, Давид, не узнаешь, что ли? Шесть тысяч рублей твоего дяди Темира. Их он отдал Володе, у которого я машину купил. Ни за что не поверю, что ты не знал.

— Ты понимаешь... — начал оправдываться Ашхацава.

— Понимаю. Если я не абхаз, то меня можно считать дешевкой, которую покупают за деньги. Твой дядя, Давид, нанес мне оскорбление. Только тот факт, что ты мой друг, не дает мне пойти и набить ему лицо. С друзьями так не поступают, впрочем.

— И что теперь делать? — Давид отодвинул сверток от себя.

— Поехать к дяде Темиру и отдать ему деньги. А я объясню, почему так делать нельзя.

— Ну поехали, — Ашхацава встал, вздохнув, выключил газ.

Мы оделись, вышли. Деньги я себе в чемодан опять засунул. Давид сел рядом со мной, сунул картонную коробку из-под сливочного масла на заднее сиденье. Пассажир Кузьма даже не мяукнул. Понимает, прожора, что домой возвращается.

— Ну командуй, — сказал я. — Куда ехать?

— На Каширку, — хмуро задал направление абхаз.

— Там куда? Каширка длинная.

— К метро, — буркнул Давид.

Доехали, до Тульской, повернули на Варшавку. Когда повернули на развилке, где ответвлялось Каширское шоссе, и тут я вспомнил, что вон в том белом доме живет в общаге лейтенант Видных. Видел два раза всего, а адрес в память врезался. Наверное, отложилось благодаря фактурной дознавательнице, которая произвела на