на неё, сжав кулаки, но она быстро отступила.

— Ты не бросишь меня, Харли.

— Ты меня не слушаешь.

— Я вижу, к чему всё идёт. Этого не будет.

— Проклятье, Джесси, просто послушай.

Он прижал её спиной к стене и положил руки по обе стороны от головы.

— Я предупреждал, что не отпущу тебя. — Его тон был таким же убийственным, как и его настроение. — Если думаешь, что я буду смотреть, как ты выходишь отсюда, плохо меня знаешь. — Она открыла рот, чтобы заговорить, но он прорычал: — Ты не уйдёшь. Мы всё обсудим.

— Джесси…

— Хочешь узнать о Торри?

— Только не так. Не тогда, когда ты пожалеешь, что рассказал.

Он вскинул руки.

— Я, чёрт возьми, не могу тебя одолеть.

— Осторожно, — предупредила она, сверкнув кошачьими глазами. Животному совсем не понравился его тон.

— Я не понимаю, что ты хочешь о ней узнать. Ты пытаешься спросить, значишь ли ты больше, чем она? Это хочешь?

Харли фыркнула.

— Не это мне нужно. — После прошлой ночи она точно знала, на чём остановилась.

Беспокойство скользнуло по Джесси.

— Что ты хочешь этим сказать? — Но она не ответила. — Объясни, что ты подразумеваешь.

— Она была твоей истинной парой. Твоей второй половиной. Я не могу с этим соперничать.

— Это не соревнование, — отрезал он.

— Ты знаешь, о чём я.

— И ты знаешь, что ты для меня важнее всего на свете.

— Да? Не могу сказать, что вчера я почувствовала себя важной персоной, когда ты разговаривал со мной этим холодным тоном и ясно дал понять, что я не имею права слышать о ней

Его осенило, и он вздохнул.

— Ты неправильно поняла. — Нет, это он не так объяснил… что полностью подтверждало её аргумент о том, что ему нужно открыться.

— На самом деле, не думаю, что это так, — сказала Харли. — Слушай, если чувствуешь, что не можешь поделиться со мной горем или чувством вины…

— Подожди, думаешь, я не горевал? Считаешь, я скрываю боль и отказываюсь отпускать Торри? Ошибаешься. Когда мне было одиннадцать, и она умерла, я взбесился. Сорвался. Занимался глупым, опасным дерьмом, пока вся ярость не перегорела, и ничего не осталось — ни гнева, ни боли, ничего. Я был просто безжизненным. Ходячая оболочка. С таким же успехом я мог бы сам лежать в чёртовой могиле. — Харли тяжело сглотнула, ей стало больно при мысли о нём в таком виде. — И вот однажды я услышал, как моя сестра кричит кому-то, чтобы её отпустили. Я пошёл на крики, думая, что у неё проблемы. Я видел, как другая девушка стоит в дверях дома, говоря Мие хорошенько подумать о том, каким будет её будущее, если она не завяжет с наркотиками и не поймёт, что жить — это нормально. Она указала Мии на простую истину: всё, что рождается, в конце концов, умирает; это жизнь, естественный цикл, против которого каждый бессилен.

Потрясённая Харли могла только разинуть рот.

— Я не знала, что ты это слышал.

— Ты поняла, что Миа страдает от чувства вины выжившего. Я этого не видел — был в раздрае, не замечая, что происходит с другими. Твои слова не нашли отклика у Мии, но нашли у меня. И я решил позволить себе жить, а не просто существовать. И постепенно я снова стал реальным человеком… пусть и далеко не таким, как прежде. То, что вышло из этой оболочки, было покрыто шрамами и почернело, и пришлось много поработать, но это стало большим улучшением по сравнению с зомби, которым я был годами. — Харли понятия не имела, что сказать, всё ещё не оправившись от факта, что Джесси был там в тот день, когда она отвезла Мию в дом на колёсах её тёти. — Ты сказала, что не хочешь менять или исправлять меня. Детка, ты уже сделала это. К сожалению, это лучшее изменение. — Что не так уж и здорово. — Ты ошибаешься, если считаешь, будто я ощущаю вину за то, что заявляю на тебя права. Я бы никогда не пришёл к тебе с чувством вины на плечах. Это было бы несправедливо по отношению к тебе. Но чувствовал ли я когда-то вину за то, как сильно хотел тебя? Да… больше, чем ты думаешь. Я ненавидел себя за это. Но справился. Я здесь, с тобой, потому что ты мне нужна.

Харли сглотнула.

— Хорошо.

— Нет, потому что ты, кажется, не видишь, насколько важна для меня. — Джесси обхватил её лицо руками и тихо добавил: — Когда мне было четырнадцать, девочка с золотистыми глазами вернула меня из мёртвых. Она заставила меня захотеть жить. Спасла от ада, который я сам себе устроил. Как эта девушка могла не стать для меня важнее всего на свете, Харли? Скажи.

Господи, она сейчас заплачет.

— Прекрати, — прохрипела она.

— Скажи, почему я не мог захотеть сделать её счастливой, чего бы это ни стоило

Харли бы попятилась, если бы уже не стояла у стены.

— Я сказала, остановись.

— Скажи, почему я не мог захотеть оставить её и заявить, что она моя.

— Серьёзно, прекрати.

— Скажи, почему я не мог её полюбить.

От шока она резко втянула воздух.

Джесси запустил руки ей в волосы.

— Да, малыш, я люблю тебя, и всегда буду. — Он прижался губами к её губам. Поцелуй вышел жёстким. Напористым. Жадным. Почти диким. Её вызывающий привыкание вкус доводил до безумия; Джесси всегда жаждал его, всегда горел для него. Всегда горел ради Харли.

Первобытное, мощное желание охватило его, заставляя тело напрячься, а член затвердеть до боли. Джесси наклонил голову Харли так, как хотел, углубляя поцелуй. Он завладел её ртом, будто это необходимо для выживания… И так и было; ему нужна Харли.

Одной рукой она сжала его волосы, а другой царапала затылок, требуя большего. Именно это она и получит.

Харли зашипела, когда Джесси прикусил её нижнюю губу до крови. Облизав следы от проколов, чтобы облегчить боль, он поднял её ногу