и закинул себе на бедро. Он тазом копировал движения языка. Харли стонала, притягивая ногой его ближе. Она чувствовала себя пустой. Возбуждённой. Беспокойной. Почти как кошка во время течки.

— Ты нужен мне.

Охваченный чувством собственничества, Джесси разорвал когтями её одежду, когда она сорвала с него футболку и расстегнула ширинку.

— Хорошо, потому что я хочу тебя. — Её кошачьи глаза светились примитивной похотью, которая поразила его до глубины души. — Сейчас.

Харли обняла его за шею, и Джесси резко поднял её, жёстко обхватив бёдра. Он впился в неё взглядом тёмных глаз, и сердцевина запульсировала от неприкрытой одержимости, отразившейся в его чертах. Джесси резко толкнулся вперёд, погружаясь по самые яйца в неё.

— Твою мать, — выдохнула она, впиваясь когтями в его спину.

Джесси застонал, когда её горячее лоно стиснуло его член, такая тугая и скользкая, что он мог бы кончить в эту секунду.

— Обними меня крепче.

Она стиснула его, и они оказались так близко, как только могли быть два человека. Затем он начал входить в неё грубыми, собственническими движениями. Волчьи чувства подогревали каждый толчок.

— Моя кошечка, — прорычал Джесси ей в рот. И на этот раз она не сопротивлялась. В её взгляде не было даже проблеска вызова. — Ты принадлежишь мне? — Его тон заставлял отрицать то, что, как они оба знали, было правдой.

— Да, — прохрипела она, и увидела, как в его взгляде вспыхнуло мужское одобрение.

— Тогда покажи мне горло. — На её лице мелькнула лёгкая насторожённость. Он не был удивлён, что она всё ещё сопротивляется. — Это не значит подавить твою доминантность, Харли. А означает отдать то, что уже принадлежит мне — всё. — Тем не менее, она мешкала, ведя внутреннюю борьбу. — Покажи, — прорычал он. Наконец, она откинула голову, обнажив горло. Он, чёрт возьми, почти кончил. — Умница.

Харли крепко держалась, когда темп стал зверским, и Джесси яростно вонзался в неё, ворча и рыча в шею. Её кошка наслаждалась диким сексом. Джесси так сильно впился в её бёдра, что Харли поняла, останутся синяки, но ей было всё равно. Ей нравились небольшие метки, которые он оставлял. Нравилось, каким грубым и агрессивным он мог быть. Любила его. Любила его всем своим существом, так же, как и кошка.

— Джесси, я сейчас кончу. — Она чувствовала, как оргазм стремительно приближается.

Он укусил её за горло.

— Отметь меня, Харли, заяви на меня права. — Ему это было необходимо, так же, как и волку. Это глубинная потребность, которая мучила и человека, и зверя днём и ночью. Джесси снова и снова просил её сделать это, но она отказывала. Никогда…

Джесси с шипением выдохнул, когда Харли острыми маленькими зубками глубоко вонзилась в его плечо и пошла кровь. Его пара облизала метку… заявляя на него права. И в этот момент он взорвался — не просто кончил; а всё тело дрожало и ломалось, член набухал и пульсировал глубоко внутри пары, пока её стенки сдавливали его.

— Чёрт возьми, я люблю тебя, — прорычал он.

А затем, казалось, их покинули все силы. Харли безвольно повисла на нём. Крепко обнимая её, Джесси повернулся и сел на деревянный пол, вытянув ноги, чтобы она могла их оседлать. Долгое время они просто сидели, тяжело дыша и дрожа. Харли заявила на него права. Его пара, наконец, заявила на него права. Удовлетворение превзошло всё, что он испытывал раньше. Оно проникло в каждую пору, каждый мускул, каждую косточку. Его волк был одновременно самодоволен и рад, что маленькая кошечка, которую они обожали, заявила на них права.

Слабые от чистого удовлетворения, Харли и её кошка прижались к паре. Джесси — единственный мужчина, которого хотела и человеческая, и животная сторона. Кошке всегда быстро наскучивали партнёры-люди Харли. Этот волк впечатлял, забавлял, восхищал и бросал вызов обеим сторонам натуры.

— О, эм, кстати… я тоже тебя люблю, — невнятно пробормотала она, уткнувшись Джесси в грудь.

Горло Джесси горело, он целовал её волосы и вдыхал медовый аромат шампуня. Он знал, что небезразличен ей — она никогда бы не позволила ему заявить на себя права, будь иначе, — но не знал, насколько сильно. Бывали ночи, когда он смотрел, как она спит, гадая, найдёт ли он когда-нибудь путь к её сердцу, заключённому в железную клетку. Естественно, что кто-то, кто так глубоко всё чувствует, защищает сердце, чтобы его постоянно не разбивали. Он надеялся, что она доверит ему не злоупотребить и намеренно не ранить её. Но он причинил ей боль, и нужно это исправить.

— Ты неправильно истолковала вчерашний вечер, — сказал он. — Когда я говорил, что Торри — тема, которую мы не будем затрагивать, не хотел сказать, что ты не имела права слышать о ней. Я не пытался защитить память о ней, и не верил, что ты её запятнаешь.

Она посмотрела ему в глаза.

— Тогда почему?

— В прежней стае была пара, которая не была истинной, Джинни и Рон. Он потерял свою истинную пару ещё в детстве. Он говорил о ней, как о младшей сестре. Понимаешь… ребёнком ты чувствуешь всё иначе. В детстве я любил Торри. Я всё ещё люблю, но теперь эта любовь стала братской. С ним было то же самое.

— Понимаю.

— А Джинни не смогла понять. Её обижало, что не она его истинная пара. Ревновала к тем чувствам, которые он испытывал к маленькой девочке. Она сравнивала себя с ней, сравнивала их черты, симпатии и антипатии. Она была убеждена, что стоит на втором месте, хотя, вероятно, в этом говорила её неуверенность, и она постоянно обвиняла Рона в том, что он тоскует по погибшей паре. Я знаю, что ты не Джинни. На самом деле, ты совсем на неё не похожа. Но не хотел бы такого для нас. Не хотел, чтобы ты мучила себя так, как она. Я не хотел, чтобы ты когда-нибудь думала, будто мы не подходим друг другу. Я решил, что чем меньше ты знаешь о Торри, тем лучше.

Харли поцеловала его в шею.

— Ясно. — Он хотел её защитить. Она провела пальцами по укусу на его плече, понимая его очарование собственной меткой. Просто посмотришь на неё, и возникает чувство успокоения.