– Я был у нее… – Он снова закрыл глаза и покачал головой: – Ты не представляешь, как мы сцепились с Селивановым…

– Подрались?

– Зачем подрались. Просто поспорили. Ему не позавидуешь… Если бы меня на всю страну… без штанов… да еще с бабой… – Лев засопел.

Надежда растолкала его:

– Ты сказал, что ездил к Рыбниковой.

– Что? – Он встрепенулся и, когда сообразил, что к чему, неохотно ответил: – Рыбникова пока не в себе. Никого не узнает, ничего не помнит, отказывается есть из металлической посуды. Нянечка рассказала: как только увидит тарелку – орет не своим голосом.

– Да что же ее так напугало? – проговорила Надежда.

– Не знаю… – Лев медленно закрывал глаза. – И, кстати, в больнице я встретил Самойлова.

– Что он сказал?

– Сказал… что на той же помойке… где нашли Рыбникову… – Астраханский умолк.

Надежда потрясла его за плечо:

– Что дальше?

– А?! – приоткрыв один глаз, Лев посмотрел на нее отсутствующим взглядом.

– Самойлов сказал, что на той же помойке… – подсказала она.

– На той же помойке обнаружили два трупа. Оба мужика – азиаты…

И это было последним из того, что произнес Лев Астраханский. Надежда поняла: теперь, сколько его ни буди, он не проснется.

По крайней мере до тех пор, пока не поспит хотя бы пару часов.

В ателье Надежда приехала к концу рабочего дня, поднялась к себе и, закурив сигарету, прошла в кабинет матери. Села напротив ее стола и тихо сказала:

– Сегодня арестовали тех, кто убил охранника.

– Правду ли ты говоришь? – ахнула Ираида Самсоновна.

– Правду. – Надежда скрутила из стикера бумажный кулек и стряхнула туда пепел. – Их было трое. Представь себе, одной из них была та самая Лариса.

– Девушка с хвостиком, которая нас обыскивала? – Ираида Самсоновна гневно сверкнула глазами: – Мерзавка!

– Ложки твои нашлись…

– А скатерть?

– И скатерть.

– Где они были?

– В ее шкафу. Она их даже спрятать не удосужилась. – Надежда усмехнулась. – Вот куда приводит уверенность в собственной безнаказанности.

– Я была права, – заметила Ираида Самсоновна. – Эта воровка приглядела мою скатерть и ложки, когда обыскивала гостиную. – Она вдруг прервалась и сделала замечание: – Ты стала слишком много курить.

– Ты права, моя дорогая. – Надежда затушила сигарету, подошла к матери и обняла ее: – Хочу, чтобы ты знала: я очень тебя люблю.

Отвыкшая от такой нежности, Ираида Самсоновна притихла, ее лицо порозовело от удовольствия:

– Благодарю бога, что ты у меня есть, Наденька… И знаешь? – Она подняла глаза: – Иногда мне кажется, что все эти испытания были посланы только для того, чтобы мы сблизились и лучше поняли друг друга.

Надежда поцеловала ее в голову, но в этот момент в кабинет постучали.

– Да! – Ираида Самсоновна встала с кресла, прошла через всю комнату и открыла дверь.

За ней стоял Соколов:

– Прошу прощения. Помешал? – Он отступил.

– Если ничего срочного, зайдите позже. – Ираида Самсоновна захлопнула дверь и вернулась на место.

– Зачем ты так? – проронила Надежда. – Сколько тебе повторять: если он уйдет, мы просто погибнем.

– Не уйдет, – ответила мать и вернулась к столу. Достала из него старинную коробку из-под конфет и поставила на столешницу: – Я тут нашла старые письма, открытки и фантики от конфет. То, что нам отдали в доме для престарелых после тети-Люсиной смерти.

Надежда с интересом открыла коробку:

– Да-да, я хорошо это помню. – Она взяла фантик от конфеты «Ликер Бенедиктин» и улыбнулась. – Сколько раз видела ее в детстве.

– А помнишь ли ты, как мы читали вслух все эти письма? – оживилась Ираида Самсоновна. – Вот ведь развлечение…

– Даже не представляешь, как я ждала, когда вечером ты придешь в мою комнату с этой коробкой. Я ложилась в постель…

– … выбирала конверт, и я читала тебе вслух чужое письмо.

– Мне кажется, я помню, о ком шла речь.

– Какие-то тетушки-белошвейки из Кракова. Еще в одном письме упоминался управляющий Линц. Его почему-то убили, – припомнила Ираида Самсоновна. – На этом месте ты плакала.

Надежда насторожилась:

– Теперь и я вспомнила – его убил какой-то кузен.

– Да, как же его звали… – ненадолго умолкнув, мать воскликнула: – Збигнев!

– Постой-ка. – Надежда взяла коробку: – Если не возражаешь, я все посмотрю в своем кабинете.

– Пожалуйста!

Надежда перешла в свой кабинет. Закрыв дверь, села за стол и вывалила на него содержимое коробки. Она перебирала ветхие конверты до тех пор, пока не наткнулась на голубой, с бабочкой на почтовой марке и надписью в графе обратного адреса: «Warszawa»[9].

Вытащив из него письмо, быстро пробежала глазами:

«Здравствуй, милая Раечка, жду не дождусь, когда снова увидимся. Скорее всего, никогда. Последнее письмо от вас пришло год назад. За это время произошло много плохого и мало хорошего. Наши дела ужасны. Денег не хватает, а детей нужно кормить. Хорошо, что помогают тетушки-белошвейки, но они – в Кракове, а мы здесь, в Варшаве. Ты правильно сделала, Раечка, что осталась в Москве – здесь жизни нет. Два месяца назад у нас остановился кузен Збигнев Лихоцкий. Вы с Зосей о нем слышали, хоть и не знакомы. Мне же пришлось познакомиться, он приехал из Лодзи, где жил все это время. Его дела таковы, что по ночам он играет в карты, а днем скачет по всей Варшаве на автомобиле. Столовался он у нас, но ни за что не платил. Слава богу, третьего дня съехал, и, как говорят, – в Москву. Вот еще новости. Встретила недавно вашего управляющего Линца».

Прервавшись, Надежда взяла свой телефон и бегло просмотрела снимки, которые сделала, когда знакомилась с делом об убийстве Зоси Домбровской. Отыскав показания потомственной пролетарки Борщевой, увеличила их в размере и прочитала: «Фабрикант Лихоцкий и его управляющий Линц сгрузили с подвод мешки и ящики и затащили их в дом. Позже революционные солдаты искали там ценности, а потом расстреляли Лихоцкого во дворе его дома».

Надежда подняла глаза и проронила:

– Значит, управляющего Линца не расстреляли… – Она осмотрела конверт и нашла отметку: «май 1926 года». – За два месяца до убийства Зоси Домбровской.

Надежда вернулась к письму:

«Линц плакал, когда рассказывал, как убивали вашего батюшку. Светлая память убиенному Михаилу Ефремовичу, хороший был человек. Я расчувствовалась и пригласила Линца к нам домой на обед, о чем потом пожалела. У нас он познакомился с кузеном Збигневом, и тот вовлек его в водоворот своих гадких занятий. Спустя месяц Линца убили, а кузен Збигнев уехал в Москву. Таковы наши дела».