– И долго ты еще будешь в моей башне? – донесся из спальни требовательный голосок Илэни. Чародейка лежала, раскинув руки, под бардовым балдахином поперек широкой кровати с белыми простынями.

Сизый пеньюар разметался беспорядочными складками, точно крылья летучей мыши. Женщина почти не шевелилась, но гневно сжимала кулаки, как видел из-за края бассейна чародей. Конечно, она все еще злилась. Когда Раджед ускользнул, да еще пленница пропала, жертвой негодования пали остатки тронного зала, где многочисленные кариатиды с зеркалами и до того фатально пострадали. Потом все постепенно восстановила магия, Илэни устала от своего бессильного гнева. Из-за ускользнувшей победы ее раздражало буквально все. Только тени драконов, изображенных на стенах, мрачно скалились из углов, вторя ее мрачному настроению.

– Ты чем-то недовольна? Что мне делать в своей? – осведомился Нармо бодрым голосом. Его, казалось, вовсе не волновало, что их сложный план провалился. В конце концов, такой азарт игры нравился чародею куда больше, чем забавы его отца. Игра со смертью, хитрые планы по уничтожению друг друга – куда интереснее, чем сотни безвольных жертв с лихорадочно горящими глазами.

Нармо вспоминал, как в юности порой сбегал из башни прямо в поселения ячеда, тайком наблюдал за ними, иногда развлекался с девушками. Но его каменного сердца не хватило, чтобы проникнуться к ним симпатией или сочувствием, скорее его вело любопытство. Может, и месть он совершил ради развлечения, ради того, чтобы узнать что-то новое. Разве только могилы старых королей разворачивал из острой необходимости: кажется, он лучше всего понимал, чем страшна медленная мучительная гибель целого мира, потому что с первых своих дней буквально пропитался духом смерти. И оказываться участником падения не желал ни при каких условиях, даже если не так уж хотел править миром Земли. А кто же тогда хотел по-настоящему? Может, Илэни?

– Конечно, там же одни тараканы да старая арена! – визгливо поддела чародейка, надеясь сбить неуместную веселость с собеседника. – Впрочем, тебя это не волнует.

Отчасти так и было. В своей башне Нармо практически не появлялся, а если и появлялся, то вид пыли и грязи его не смущал, и огромные – с ладонь – бурые тараканы, пожалуй, даже забавляли. В конце концов, из всей живности Эйлиса только эти твари до сих пор почему-то не окаменели. Остальных – пригодных в пищу – поддерживала только магия, они и живыми-то являлись лишь относительно, как синтетическое мясо.

Настоящие животные все торчали каменными изваяниями, сливаясь с бесконечной долиной камней. Стоило исчезнуть медленно иссякавшему колдовству, и разодетым в пух и прах манерным аристократам пришлось бы поедать тех самых тараканов.

– Тараканов возьму с собой на Землю! – отмахнулся Нармо со смехом, вспоминая, что еще прихватит из своей башни любимый мольберт. Когда-то ему нравилось рисовать, тайком от отца он оттачивал это умение, неподвластное магии, но настали те времена, когда навык разграбления могил оказался более полезным. Зато совесть не мучила никогда, так меньше проблем. Лишь немного жаль кисти и высохшую черную тушь. По пожелтевшему холсту ползали только тараканы.

– Как тебя все еще волнуют такие мелочи? Все отмокаешь? Который уже час? – Илэни стукнула кулаком по простыне, кривя бледные без косметики губы.

– После того как мне чуть не отрубили руку, имею право. К тому же гнаться уже не за кем. Так что, не хочешь ли присоединиться, красавица? – махнул ей из воды Нармо заискивающе. Ему нравилось, когда чародейка гневалась, ее бесстрастное лицо в те моменты приобретало хоть какое-то выражение.

– Нет. Я истощена… Столько магии… – вздохнула Илэни, снова замирая, точно выброшенная на берег морская звезда, но дернулась: – И все впустую!

– Кто же знал, что вмешается малахитовый льор, – тоном спокойного философа отозвался Нармо. Его и правда ничуть не возмущало, что их игра усложнилась из-за вмешательства новой фигуры. Еще существовало время, чтобы насладиться перестановками и хитросплетениями, еще не вся магия иссякла.

– Нет! Это ты! Ты виноват в срыве моего плана! При чем тут девчонка? Мы хотели погубить Раджеда! И ты провалил мой план! – взорвалась Илэни, не потрудившись встать, зато грозно тыкала тонким пальчиком. Казалось бы, невесомая угроза, если бы не мощная магия, действие которой ощутил на себе янтарный льор. Проклятая дымчатыми топазами внушала многим только страх и отвращение, как оживший мертвец. Нармо не разделял такого мнения, не питал предрассудков насчет весьма удобного для осуществления их замысла камня.

– Твой план? – саркастично приподнял короткие брови Нармо, вылезая из воды. – Ох, красавица, если бы ты не была последней женщиной в Эйлисе, то я бы к тебе не приблизился на пушечный выстрел с таким характером.

Нармо подошел к чародейке, не потрудившись накинуть одежду. В конце концов, он не собирался в ту ночь покидать топазовую башню. Пусть хозяйка и шипела, как злобная кошка.

– Я о тебе тоже невысокого мнения, сын мясника и шулера, – отвернулась Илэни, вздыхая наигранно: – Раджед хотя бы истинный аристократ.

«Шулера и мясника» – слова неприятно задели, точно напомнили о вечном клейме. Чародей ненавидел, когда его сравнивали с отцом. В какой-то момент он ощутил, что готов ударить женщину, но тут же погасил в себе совершенно неподобающее чувство. Все же какие-то принципы не обошли и его, сына кровавого тирана и простолюдинки. Куда уж ему до благородного рода Икцинтусов! И за это он дополнительно питал неприязнь к Раджеду. Так, для порядка. Должен же кто-то играть эту роль великого злодея, должен же кто-то нести это бремя.

– Аристократ… – фыркнул Нармо, подходя вплотную к кровати, хищно мерцая глазами, нависая над женщиной. – А, может, это твои оставшиеся чувства к нему помешали нам осуществить план? Не просто же так ты нас постоянно сравниваешь!

– Да как ты смеешь… – начала Илэни, но Нармо заставил ее замолчать сочным грубоватым поцелуем, настойчиво переходя к тонкой шее, где еще недавно оставались непростительные следы душившей магии. Женщина не сопротивлялась, когда ее красивое стройное тело отзывалось на ласки. Возможно, только страсть их объединяла, помимо желания захватить Землю. О любви оба ничего не ведали.

«Сумеречный, а тебе не кажется, что это уже верх наглости?» – донеслось насмешливое мысленное послание Нармо, адресованное невидимой тени, что притаилась в углу, вплетаясь в замысловатые узоры шелковых обоев.

«Да как же ты меня вечно вычисляешь!» – недоуменным призраком послышались завывания неудавшегося Стража, который тихо шпионил во вражеском лагере, впрочем, никакой ценной информации не добыл, только еще раз просмотрел воспоминания чародеев, давно минувшие картины, их потаенные страхи и помыслы. Ничто не укрывалось от всезнающего, но он ничем не мог помочь, да и не хотел. Возможно, он сожалел обо всех, о каждом.

Желал он или нет, но нити судеб всевозможных существ из разных миров пронизывали его иглами. Он видел, даже когда закрывал глаза, он слышал, даже если бы залил воском уши. Сумеречный летел прочь черным вороном, вспоминая то, что терзало Нармо, вечно помня, как страдала Илэни.