«Ничего, подождать только до утра», – с огромным трудом успокаивала она себя. Нервы ее натянулись, точно струны, но не музыка летела бы из-под прикосновений смычка, а режущая слух какофония, завывания мертвецов. Она, проклятая, заслужила только погребения заживо.

Единственная милость Аруги Иотила – он даровал ей жизнь, но запер на долгие годы заточения в Малую Башню. Илэни рассудила, что однажды он намеревался все же использовать ее силу для своих корыстных целей порабощения всего Эйлиса. Но на Западном Материке его завоевания захлебнулись, так как восстание ячеда против Раджеда потерпело неудачу. Не случилось победы и в поединке с ним. Янтарный льор перешел в наступление, оттесняя Аругу, захватывая его владения. Если бы не пришлось на тот момент вести войну с Геолиртами, то янтарный льор, вероятно, сам захватил бы Восточный Материк.

Тогда-то он и прибыл в Малую Башню, прекрасный принц с золотой гривой, в эту мрачную обитель скорби и одиночества загнанной души. Тогда еще совсем молодой, но уже опытный воин с сияющими мечами. Словно яркое солнце посреди кромешной ночи, словно свежий морской ветер среди душащей пустыни.

– Кто посмел заточить такую красоту? За что? – сказал тогда янтарный льор. Измученное сердце Илэни дрогнуло, показалось даже, что голоса мертвых отступили на какое-то время. В то время она страшно испугалась, что Раджед отвернется от нее, если узнает правду о силе. Но все-таки рассказала, что случилось, почему ее судили.

– Янтарь тоже позволяет говорить с духами. В этом нет ничего страшного, – недоумевал Раджед. – Значит, Аруга. Это было жестоко! Ты хочешь мести за это заточение?

– Да! Больше всего на свете! – воодушевленно отозвалась освобожденная. И она так и не разобралась, что чувствовала к Раджеду. Любовь ли, благодарность ли за спасение. Но всего через месяц их знакомства сама пришла в его башню, желая остаться навечно. Странная дикарка, почти забывшая, как общаться с людьми, она подарила Раджеду свою любовь, свое сердце. Казалось, он ответил взаимностью, одинокий, тонко чувствующий красоту и боль мироздания. Но, может, все обернулось иллюзией, потому что изначально было самообманом?

Так или иначе, но началось их почти триумфальное шествие, оттеснявшее слабеющего постаревшего Аругу Иотила; его льорат, почти империя, сокращалась под наступлением более молодых чародеев. С каждым днем Илэни убеждалась, что сила ее крепнет. Дымчатый топаз позволял завоевать весь Эйлис, сокрушить всех вельмож и льоров, что на суде посмели обречь ее на заточение. Весь Эйлис! Эта мысль постепенно ослепляла ее, любовь иссякала, как сияние самоцветов, которые постепенно заковывали тиски окаменения. Вскоре война льоров превратилась в борьбу за выживание сильнейших.

Сердца ожесточались. Илэни пару раз предлагала Раджеду уйти на Землю, но он отказывался, казалось, все больше отдалялся от нее. Да и она с каждым днем сознательно все больше вслушивалась в то, что говорили дымчатые топазы, научилась создавать теневых воинов, натравливала их на врагов целыми армиями. Сначала это казалось неизбежной необходимостью в войне. Потом превратилось в развлечение и темное искусство.

– Илэни, я не узнаю тебя. Ты какая-то… чужая становишься, – говорил обеспокоенно Раджед.

– Я стану прежней, когда мы захватим Эйлис! – с торжествующим упоением твердила чародейка, когда с каждым днем они все больше приближались к заветной цели сокрушить Аругу Иотила. И вот тот день настал, дымчатые топазы оказались сильнее, старик сгорбился от боли. Его сковали магические цепи. С того дня Илэни с жестокой насмешкой заточила его в свою бывшую темницу, где он держал ее, словно животное.

Но звери в тесных клетках, как известно, порой не ломаются, а лишь больше озлобляются. С тех пор лишившийся власти и подлинной силы старик сидел в Малой Башне, которая медленно обращалась в камень. Илэни изобрела изощренную казнь, которой, очевидно, пытались подвергнуть ее саму. Башня без сокровищницы с самоцветами обреченно гибла, превращаясь в уродливый монолит.

Как же хотелось уничтожить на месте Аругу Иотила, беспощадного родича! Она наслаждалась его медленной пыткой. К тому времени в сердце чародейки ничего не осталось, кроме ненависти. Наверное, она давно сошла с ума в этом бесконечном одиночестве заточения. День ото дня металась по медленно каменевшим темным залам, слушая лишь тихий шепот мертвецов, в отчаянии скребла стены когтями, все больше превращаясь в чудовище. После освобождения и победы Илэни наслаждалась властью, уже забывая о своем принце с золотыми волосами и янтарными глазами.

А потом и любовь Раджеда тоже иссякла: через портал он привел себе тайком какую-то легковерную дамочку, да не сумел скрыть своей измены. Той женщине повезло спастись из Эйлиса живой со стертой памятью.

– Видеть тебя больше не желаю. К тому же… ты мне больше и не нужен! – почти равнодушно говорила Илэни, после того как едва не стерла в порошок нежданную гостью.

– Ты просто использовала меня в своей мести, – возмущенно рокотал голос Раджеда, он выглядел озлобленным и потерянным, точно ожидал чего-то иного.

– А ты думал, проклятая умеет любить? – Она сама не ведала, зачем говорила это, почему бросала такие жестокие слова. – Мне нужна безраздельная власть!

Но Раджед не согласился на такую цену, однако Илэни обвинила его, считая, что если бы он ее любил, то уступил бы власть над всем Эйлисом. Он же предложил ей скромную роль своей королевы при властном муже, да и то – только один раз, точно сожалея о своей поспешной инициативе. Она все равно не согласилась бы, Илэни уже обратилась на тот момент в чудовище, в то существо, что берет все и без остатка. Она требовала только подчинения от всех. Война с льорами ожесточила их, а чума окаменения посеяла вражду и желание любой ценой заполучить портал, к которому Икцинтус никого не подпускал.

После ссоры Раджед выступил против нее, обрезал границы ее владений, но прорваться и захватить Восточный Материк ему не удалось. Илэни обвиняла его в предательстве. Он же считал, что она изначально просто использовала его ради своей мести. С тех пор началась череда их бесконечной мести друг другу. Янтарный льор воевал на два фланга, оттого ему не удавалось атаковать с полной силой топазовую башню.

В какой-то момент Илэни решила, что Геолирты – неплохой союзник в достижении ее заветной цели, в осуществлении черной мести. Она объединилась с Нармо, вскоре чародей намекнул, что не против стать кем-то более близким, чем просто военный союзник. Илэни до сих пор гадала, как так вышло, ведь никакой любви она не ощущала, видимо, глушила свою неискупимую вечную обиду или желала причинить еще больше душевной боли самой себе, чтобы хоть изредка не слышать тысячи голосов тех, кто уже не жил.

Она просила хоть кого-то отогнать их, но ни Раджед, ни Нармо не придавали значения ее потаенным страхам, ее искаженному восприятию мира проклятой ведьмы.

Казалось, что Сарнибу Тилхама способен со своим самоцветом распознать эту боль, успокоить ее, ведь малахит тоже связывал разные миры. Но льор на долгие годы закрылся в своей башне, покорно созерцая медленное умирание их мира, как будто корил себя за давнее бездействие на суде.