— Может, она сбежала и забрела сюда, — предположила я. — А потом ее настигли койоты. Такое бывало на ранчо.

— И койоты могут сделать такое? — Томас указал на рваное отверстие в животе овцы.

Кровь казалась такой густой и роскошной. И так соблазнительно поблескивала. Воздух был пропитан сладким ароматом крови и запахом прогорклого ланолина, исходящим от шерсти. Я подскочила и помчалась прочь.

— С тобой все в порядке? — крикнул мне вслед Берни.

— Все отлично, — отозвалась я.

И услышала, как Томас сказал Берни:

— Думаю, ее вырвет.

Я была далека от тошноты, но мне надо было смыться, не то я обязательно запустила бы руку во влажную плоть, а потом засунула бы пальцы в рот. Они не там искали чудовище — настоящее чудовище, то есть я, было прямо перед ними. Нарезая круги, я изо всех сил старалась взять себя в руки.

Томас принялся размышлять о том, надо ли хоронить овцу, но Берни сообщил, что завтра после школы он снова приедет сюда и заберет труп, чтобы отдать на экспертизу.

— Отличная идея, — заметила я, возвратившись к машине. — Таким образом ты выяснишь, что ее убила дикая собака или еще какой-нибудь хищник. Уверена, что неподалеку обитают пумы.

Когда мы снова оказались в домике и я пошла за своими подушкой и ночной рубашкой, Томас заявил:

— А ты ведь возбудилась от вида крови, верно? Не надо мне ничего объяснять. Я спокойно к этому отношусь.

— Эту овцу убил не чупакабра.

— Берни сумасшедший, — констатировал Томас и тем самым закрыл тему. Он включил телевизор и, похлопав по кровати, заметил: — Здесь достаточно места для двоих. Приходи спать ко мне.

— У меня есть парень.

Раздраженно взглянув на меня, Томас возразил:

— Что непонятного во фразе «ты не в моем вкусе», а? Если бы я хотел тебя, я бы тебя получил.

— Ты совсем сбрендил, — заметила я. На диване было очень неудобно, а эта роскошная кровать размером походила на футбольное поле. — Ладно, но тогда тебе придется надеть боксеры. И если ты попытаешься что-нибудь выкинуть, я исколочу тебя до полусмерти.

— Я не собираюсь ничего «выкидывать». У тебя слишком высокое самомнение — ты считаешь, что тебя все хотят, — возразил Томас. — Обратись к врачу.

Я отправилась в ванную и, ополоснувшись, переоделась в ночную рубашку. Затем, прежде чем улечься в постель, я вырубила весь свет в спальне. Томас принялся быстро переключать каналы, и вдруг я увидела знакомое черно-белое изображение.

— Оставь! Это «Третий человек».[79]

Томас хотел посмотреть новости о знаменитостях, но я продолжала спорить до тех пор, пока не настояла на своем и мы оба не уткнулись в старый фильм. Это кино мне впервые показала Мерседес.

Она была в восторге от причудливых и эксцентричных мелодий Антона Караса,[80]исполняемых на одной-единственной цитре. Мерседес любила кинокартины, только если ей нравилась музыка.

Джозеф Коттен[81]сыграл американского новеллиста, автора дешевых романчиков, который приезжает в послевоенную Вену, чтобы встретиться с другом, но вдруг узнает, что друг умер. А может, и не умер. Все не так, как кажется на первый взгляд; писателя обманывают, вводят в заблуждение — им постоянно манипулируют. И в один прекрасный момент ему становится ясно: он всего лишь пешка в той игре, которую ведут гораздо более порочные и непростые люди, чем он мог предположить.

Еще до того, как фильм завершился, Томас почти убрал громкость телевизора.

— А ты знаешь, что прошлой ночью ты плакала во сне? — осведомился он.

— Мне снились кошмары, — смутившись, призналась я.

— Когда я был маленьким, мама ходила убираться в офисах и брала меня с собой. — Его скрипучий голос звучал так уютно, словно он был моим старым другом. — У одной из ее коллег-уборщиц была маленькая дочка. Не помню, как ее звали, но у нее были очень красивые карие глаза с длинными ресницами и длинные черные косы. На ночь мы обычно пили быстрорастворимый горячий шоколад. А потом наши мамы стелили нам постель на одном из больших столов — мы там спали. Девочка боялась звуков, которые издавали пылесосы, поэтому мы лежали, глядя друг на друга, вот так. — Придвинувшись, Томас повернулся ко мне. — Обернись ко мне лицом, — попросил он.

Мне стало интересно, и я повернулась.

— Я держал ту девочку за руку — вот так, — снова заговорил он, беря меня за руку. Я расслабилась и успокоилась. — Поэтому, если девочка просыпалась, она видела меня и переставала бояться. Buenas noches,[82]Милагро.

— Buenos noches, Tomas.

Странно было лежать напротив него вот так, но я вдруг до того захотела спать, что мои глаза закрылись сами собой. Чувствуя теплое дыхание Томаса на своем лице, я слышала, как вода бьется о бортики бассейна. А потом провалилась в глубокий, изумительный сон без сновидений.

Открыв глаза, я обнаружила, что по-прежнему лежу лицом к Томасу и держу его за руку. Наши лбы почти соприкасались. Утренний свет был благосклонен к нему — Томас выглядел значительно лучше, чем накануне.

Открыв глаза, он улыбнулся своей ослепительной голливудской улыбкой:

— Ты хорошо спала?

— Даже и не припомню, когда я так вырубалась; просто счастье, что мне не снилось никаких беспокойных снов с участием Иэна.

— Удивительно хорошо. А ты?

— Отлично. — Внимательно поглядев на меня, он спросил: — И как тебя угораздило попасть в этот сумасбродный мир кровопийц? Твой парень затащил?

— И да, и нет, — неопределенно ответила я. — В некотором роде это случайность, и теперь я одна из них.

— А где твоя настоящая одежда? Эти черные шмотки, которые вы обычно носите?

— Я оставила их дома — мне было нужно, чтобы Скип посчитал меня профессиональным человеком.

Томас выбрался из постели и потянулся.

— Томас, я сгораю от любопытства. Какие женщины тебе нравятся?

Он махнул рукой в мою сторону.

— Меньше похожие на девушек.

— То есть ты предпочитаешь парней?