— О господи! Я его видела в телевизоре! Надеюсь, он там так и останется и больше не выйдет! — Она обняла Марианну. — Эмиль говорит: он скользкий какой-то, — прошептала она Марианне на ухо.

Ее муж только сухо кивнул, когда Марианна вошла в библиотеку. А потом протянул ей список покупок.

Едва Марианна начала произносить заранее продуманные извинения, Эмиль предупреждающе поднял руку.

— Вы же не дурочка, Марианн Ланс. Перестаньте притворяться. Это не вы его предали. Это он вас предал. Он должен был давным-давно отпустить вас и оставить в покое, а не выставлять на посмешище перед всем народом. Понятно вам это, упрямица?

«Таким я его еще не видела».

— Мужчина, который любит женщину, ради нее пройдет босиком всю Африку. Будет ее упорно искать, а не станет, как последний идиот, перед камерой и не начнет плакаться, что вот, мол, она пропала.

Он хотел еще добавить, что яйца этому идиоту тоже бы не помешали, но передумал. В беседе с дамами не следовало упоминать о гениталиях. Вместо этого он протянул ей список и ключи.

В «Антрмарше» она не сразу заметила что-то странное. Только когда Лоран доверительным шепотом спросил, не припасать ли впредь для нее «особый товар», она насторожилась и ей сделалось не по себе.

— Может быть, сердца? — Маленький черноусый толстяк с заговорщицким видом наклонился к ней через прилавок. — Оленьи, говяжьи, собачьи сердца, если понадобятся? Или… может быть, пару куриных косточек?

Он явно испытал разочарование, когда Марианна заказала только филе для собак и нарезанную грудинку, из которой собиралась сварить Гуашонам густой немецкий суп-айнтопф.

Когда во фруктовом отделе Марианна стала принюхиваться к дыням и тереть друг о друга стебли греческой спаржи, чтобы по скрипу определить, насколько она свежая, к ней подошла одна из продавщиц.

— Вам это нужно в качестве… афродизиака? — спросила она. На лице ее застыло выражение благоговения, робости и надежды.

Поход в магазин превратился в пытку, но почему — Марианна так и не поняла. Мадам Камю за сырным прилавком, мадемуазель Брюно за кассой и даже уборщица-марокканка Амели забросали ее вопросами:

— Я познакомлюсь в эти выходные с любовью всей своей жизни? Он мне подходит? Соглашаться на все, что мой муж требует в постели?

Марианна решила ответить поговорками, которым научила ее Паскаль:

— Горстка любви лучше, чем полная печь хлеба. Если как следует сжать нос, польется молоко. Не пытайся выпить море.

Ее ответы были встречены кивками и благодарными улыбками.

Обо всем этом она потом со смехом рассказывала Паскаль, маринуя гуляш в паприке.

Паскаль считала, что это не смешно.

— Я так и знала, что это произойдет. Но не думала, что так скоро. Когда о вас рассказали по телевизору, у них, наверное, что-то защелкнулось в голове.

— Защелкнулось?

— Лоран ведь стал предлагать вам сердца, правда? Вполне типично. А потом в качестве ответной услуги попросил бы освятить его машину. Или поколдовать над его детьми, чтобы приносили из школы одни пятерки. Или сварить ему какое-нибудь зелье, чтобы он потом подмешал его жене и та забыла в спальне свою обычную скованность.

— Не понимаю.

— Я тоже, но, кажется, местные надеются, что ты — добрая ведьма.

Марианна заметила, что Паскаль впервые обратилась к ней на «ты».

— Они начнут на рынках оборачиваться и глядеть тебе вслед или станут к тебе притрагиваться.

— Что? Но я же не похожа на ведьму!

— Еще как похожа. Ты иностранка. Ты живешь одна. Твою фотографию показали по телевизору, а телевидение — это магия, против которой мы бессильны. Для них ты женщина, посвятившая себя богиням моря и любви.

— Ох! И еще богиням… Почему бы мне уж тогда не быть просто… садовой ведьмой?

— Потому что мы подруги. Они думают, что я учу тебя своему волшебству. А я специализировалась на любви. Но мы же обе знаем, что твоя сила в другом, ведь правда?

— Правда.

— Она в твоих руках, Марианн. Разве ты не знаешь, что ты целительница? Откуда бы у тебя, по-твоему, взялось это родимое пятно?

Марианна опустила взгляд на свои пальцы, которые как раз замешивали тесто для клецок по-швабски с тушеным луком и тертым сыром.

— Я не очень понимаю, что мне по силам, — нерешительно пояснила она.

— Иногда другие раньше нас самих распознают наши способности. — Паскаль нежно положила руку Марианне на щеку. — Янн первым увидел твой дар. Ты знала, что он может ощущать вкус цвета и даже слышать его? Он наделен синэстетическим восприятием мира. Он ощущает вещи, которые никто из нас не в силах увидеть или почувствовать. А потом он переносит их на холст. Ты же сама это видела — на изразце. Ты поняла, чтó он увидел, не зная этого умом. Вы чувствуете одинаково.

— Я так его обидела!

— Я знаю, Марианн. Я знаю.

Женщины теперь повернулись спиной друг к другу.

— Когда ты пойдешь к нему?

«Когда меня уже не будут так пугать детали нашей предстоящей встречи», — хотела было ответить Марианна, но тогда ей пришлось бы объяснять Паскаль и многое другое. Например, почему она не может сказать: «Янн, я тебя люблю».

Не потому, что она его не любит. На вопрос, любит ли она его, легко было ответить: да!

В любви есть только «да» и «нет». «Не знаю» не бывает. «Может быть» не бывает. Все это завуалированное «нет».

Но произнести: «Я люблю тебя» — Марианна не могла.

Потому что это признание неизбежно влекло за собой необходимость выбора. «А как же дальше, мы переедем ко мне или к тебе, снимем дом, поедем зимой в Рим и куда поставим блюдца?»

Это признание чем-то напоминало вариант того, что Марианна отринула, отказавшись говорить по телефону с Лотаром из Конкарно. Ей нравилась женщина, в которую она превращалась. Которая перестала прятаться. Которая ночевала в собственной комнате и сама решала, что и как делать. Которая не хотела вешать мокрые полотенца Янна, или подбирать его брошенные рубашки, пока он пишет картины, или ставить его чайную чашку в раковину, чтобы потом вымыть. Которая не хотела еще в понедельник ломать себе голову, что подать на обед в среду.

Пока ни один из них не произнес: «Я тебя люблю». Ни один из них не взял на себя никаких обязательств и не был связан бытом. Брать на себя обязательства из любви — последнее, чего хотелось Марианне.

Проклятые детали! Она их слишком хорошо знала и подозревала, что если не остережется, то станет женой… будет частью общности под названием «мы», где все решает мужчина. Эта часть ей в себе не особенно нравилась.

«Но Янн не Лотар». Это правда. Янн не был Лотаром.

Но она сохранила в себе слишком многое от той, прежней Марианны. Она боялась, что на свободе долго не проживет.