Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То есть?
– Ну, это хорошо чувствуется, ты пойми. Вот и Чучел… То есть герой его рассказа стал замечать, что за ним следят. Куда бы он ни пошел… Короче, он никак не мог отделаться от ощущения слежки. И для подстраховки стал носить жетон во рту, на жвачке – чтобы в случае чего проглотить.
Синцов хмукнул.
– В рассказе все печально заканчивается. Герой опускает жетон в автомат с газировкой, а тот не возвращается. И герой сходит с ума. Вот прямо на месте сходит…
– За Чучелом тоже следили?
Грошев пожал плечами.
– Кто теперь разберет? Следят это или просто так болтаются. Такое дело, Костян. Может, просто джипер на «буханке» заблудился, а может, и нет.
– А зачем ему? Из-за жетона Бога, что ли? Так ведь у тебя нет…
– Он может думать, что есть, – ответил Грошев. – Жетонов три было, один уже использован, два других где-то бродят…
– Он что, дурак? – поинтересовался Синцов. – Если бы ты нашел жетон архангела Михаила, то ты бы его уже давно использовал! Какой дурак будет тянуть с желаниями…
Синцов хихикнул.
– Точно, – кивнул Грошев. – Какой дурак… «Мазерати», дайте две…
– А я о чем говорю?
Грошев опять остановился.
– Что? – спросил Синцов.
– Тихо!
Грошев прошипел и приложил к губам палец.
– Ты не слышишь?
Синцов помотал головой. Лес шумит, да еще… Звонок. Синцов услышал его ясно и отчетливо, назойливое дребезжание, похожее на давнюю зубную боль.
– Звонок…
Грошев повернулся.
– Я слышу, – сказал Синцов. – Слышу ведь…
Грошев уже быстро пошагал назад, к поселку. И Синцов шагал за ним.
Они шагали, а телефон звонил. Настойчиво и уверенно, словно знал, что его слышат.
Нет, это все могло быть шуткой. Грошев мог потихонечку спрятать где-нибудь мобильник с хорошими динамиками и, возвращаясь к «Боре», потихоньку нажать на вызов, и теперь телефон дребезжал на всю округу. Юмор такой, да, такое теоретически возможно. Практически…
Бессмысленно. Шутка дурацкая абсолютно.
Грошев выдохнул и побежал. Синцов побежал. Грошев бежал отчаяннее, как в последний раз, Синцов догонял, бессмысленный бег по пересеченной местности – одно из обязательных условий жизни в провинции, как еще иначе? Иначе нещитово.
Интересно, что может сделать жетон архангела Михаила? – думал Синцов. Этот жетон как, абсолютно всемогущ или с ограничениями? Вот если мне захочется не тонну золота и бластер, а чтобы мир во всем мире? Это возможно? Или летать научиться, просто так, без крыльев? Получится?
Они влетели в поселок, прорвались через заросшие огороды, через терн и яблони-китайки, и снова через терн, через смородину и иргу запустения, через ревень и дикую переросшую спаржу вывалились на улицу, и Грошев остановился. Чтобы не столкнуться, Синцов увернулся в сторону и убрался в придорожную траву, запутался в ней и упал.
Тишина все-таки.
Тут должны быть насекомые, подумал Синцов. Иначе тут ничего бы не росло, насекомые должны пережить отравление, пчелы, шмели, кузнечики, сверчки. Но тишина. Звонок только, но и он погас уже, теперь совсем тишина осталась, и вечер близко, и тени, и небо затягивает красноватая тьма.
Грошев стоял, чуть наклонив голову и прислушиваясь – а ну как еще зазвонит?
– Может, послышалось, – предположил Синцов, поднимаясь из травы. – Все может…
Грошев промолчал.
– Ладно, давай поглядим, зря, что ли, бегали? – сказал Синцов и двинулся по направлению к вокзальной площади.
– Стой! – страшным голосом выкрикнул Грошев.
– Ты что? – усмехнулся Синцов.
– Не надо нам туда ходить, – уже негромко прошептал Грошев. – А что, если это…
– Что?
– Не простой звонок.
– То есть? – не понял Синцов.
– А что, если нас… заманивают? Вот мы пойдем, а вернуться не сможем?
– Кто заманивает? – спросил Синцов.
– Ну мало ли… Не знаю. Надо было противогазы взять. Я давно, кстати, противогазы припас, только забыл опять… Мы туда пойдем – и не выйдем, мне уже плохо дышать, между прочим.
– Ерунда, – сказал Синцов. – Бред и маразм. Ты сам перепугался своих историй, маразм, говорю же. Много форумов читаешь. Тебе, Петь, надо как-то развлекаться, а то ты на самом деле на Чучела стал похож, сам от себя уже вздрагиваешь. Возьми деньги, съезди с родаками на море. Пойдем посмотрим, зря бежали, что ли?
– Ну ладно…
Они вернулись на заросшую вокзальную площадь, остановились перед автоматом. Ничего. Синцов оглянулся на синие качели, подумал, что про них стихи бы хорошие получились. Если бы умел.
– Этот телефон не мог звонить, – сказал Грошев.
Он вслушивался в молчащую трубку.
– Ты же сам говорил, что это военная разработка, экспериментальная, что там аккумуляторы долгоиграющие…
– Тут нет звонка, – объяснил Грошев. – Самой звонилки нет, понимаешь? Не предусмотрено конструкцией. Односторонняя система, только на вход…
Ага, подумал Синцов. Односторонняя система, это точно. Совсем односторонняя, односторонней не бывает.
– А если мы отравились, а? – предположил Грошев. – Если там не только удобрения опрокинулись, но и еще какая химоза? Если тут газ выделяется… Паралитический.
Синцов хмыкнул. Паралитический газ напрочь парализовал Грошеву мозг. Вообще, похоже, парализовал, Грошев как-то уж совсем растерялся. Сам же Синцов, напротив, ощутил неожиданную уверенность в себе и трезвость в голове.
– Тут вполне мог остаться телефон, – сказал Синцов. – Его могли забыть отключить, вот он и стоит здесь, в поселке, в одном из домов. А хозяева иногда звонят, чтобы проверить. Позвонили – гудки идут, значит, все нормально.
– Нормально… Слушай, а если… Знак, типа?
Грошев достал жетонодержатель.
– Может, еще раз попробуем? – спросил он.
– Что?
– Жетоны? Меня этот звонок навел на мысли… Давай еще попробуем?
Грошев начал краснеть. Синцов никогда не видел, чтобы человек краснел так стремительно. Под кожей прорезались капилляры, разошлись архипелагами, лицо Грошева стало похоже на кусок мяса.
– Нет, – сказал Синцов. – Не сегодня. Давай в следующий раз. Ты вообще-то очень плохо выглядишь…
– В следующий раз…
Грошев недоговорил, упал лицом вперед, прямо на Синцова.
Синцов успел поймать.
Грошев был без сознания. Это у него получилось как-то легко, без напряжения. Он не задыхался, не дергался в конвульсиях, покраснел и хлопнулся в обморок с облегчением. Надышался. Передышался. Сам Синцов чувствовал себя удовлетворительно. Голова не кружилась, в горле першило, да, но терпимо.